Закончив обязательную среднюю школу и поступив в институт или на работу, советский гражданин, в той или иной степени, довольно точно представлял себя свою дальнейшую жизнь. Он, повторю, точно знал, что не умрет с голода и не пойдет за пособием на биржу труда. Но у этой конструкции было вполне логичное продолжение. Молодой человек с самого начала, по сути, уже представлял себе какого служебного и материального уровня достигнет, какая должность и зарплата у него будет через пять, десять, пятнадцать, двадцать лет. Конечно, кто-то мог выбиться в начальники. «Может в будущем главным конструктором стать современной рабочий», – звучало в одной из чудовищно-пафосных песен тех лет, которая запомнилась лишь потому, что регулярно звучала из радиоприемника. Кстати, одной из любимых тем советской литературы и кино был, как раз служебный рост людей из низов. А одной из вершин этой не мудреной и, в общем-то, вполне невинной художественной конструкции, в те годы стал фильм Владимира Меньшова «Москва слезам не верит» (1979 г.). Его главная героиня – провинциальная девчонка пятидесятых стала через двадцать лет директором фабрики, где начинала. И такое, конечно, бывало. С одной стороны СССР, действительно, создал довольно мощные социальные и карьерные лифты. Но с другой – многие и тогда прекрасно знали и понимали, что для карьерного роста часто мало трудолюбия и профессионализма. Куда важнее или, по крайней мере важно было построить, так сказать, общественные отношения – с начальством, с комсомолом и, к тому же с партией. В общем, сделать то, что позднее стали называть умением себя подать. В этом смысле, кстати, нынешнюю жизнь тоже заложила та – семидесятых, только общественные приоритеты стали другими. Но ведь, по сути, остались очень похожими.
Обычный добросовестный инженер-конструктор, не умеющий «себя подать» и чурающийся того, что называлось общественной жизнью (читай продвижения по партийной или хотя бы профсоюзной линии) твердо знал, что его зарплата к пенсии будет рублей двести. Высококвалифицированный слесарь будет зарабатывать двести – триста рублей. Этого хватит на безбедное, но без шика существование и трудно представить: что могло бы помешать этому по-советски естественному и неизбежному росту. Если человек не сопьется, а просто будет вовремя ходить на работу и делть там необходимый минимум.
Конечно, и в биографии советского человека тоже могло произойти нечто необычное, не стандартное, что принципиально изменило бы его жизнь, а заодно, возможно, и доходы. Ну, скажем, инженер мог стать режиссером, как Элем Климов – постановщик мощных, неординарных картин, в том числе «Прощания», имеющего, кстати, непосредственное отношение к нашей теме. Ну, или более типичное для нашей страны явление: врач, ставший писателем, как Василий Аксенов. Но все это к общему тренду семидесятых отношение имело очень отдаленное. А, в большой степени, семидесятые максимально усилили ощущение плановости, предопределенности, а потому, часто – безысходности, скуки и тоски.
Ответ на вопрос: хорошо или плохо, что жизнь, в том числе и профессиональная, подавляющего большинства обычных советских граждан, была предначертана системой чуть ли ни со школы до пенсии – не так прост. С одной стороны люди жили спокойно и могли, например, заниматься (и занимались!) неким хобби, творчеством, наконец, хотя бы читать книжки, не думая постоянно о хлебе насущном. С другой – творческих порывов на работе становилось все меньше, и именно это ощущение стабильности и предсказуемости, в первую очередь, и сформировало специфическое – позднесовеское отношении к профессиональной деятельности и, вообще, к труду.
По сути, для очень многих работа стала всего лишь обязательным, но нудным, скучным, неинтересным и бесперспективным делом. Логика той жизни была проста и, в общем, по-своему стройна. Деньги, конечно, нужны, но зарплату, как правило правда низкую, все равно, дадут. Пусть и на десять рублей меньше, чем где-то там – за другим забором другого предприятия. А на это – и жизнь спокойней, и начальство добрее, и от дома недалеко. А проявлять инициативу в такой – заранее распланированной схеме, смысла не много. Принципиально ничего изменить, все равно, не получится. И ведь к семидесятым выросло целое поколение людей, кому и голову не приходило что-нибудь менять. В определенной мере – все всех устраивало: «Мы делаем вид… И они делают вид…».
«Работу свою ненавижу», – хоть и в нервном порыве, но искренне и абсолютно типично, в духе эпохи воскликнула героиня фильма «Родня» Никиты Михалкова Нина (1981 г.), сыгранная Светланой Крючковой. А ведь Нина, как раз пример работы советских социальных лифтов – выбралась из деревни в небольшой город, зубрила, закончила, работает. У нее есть вполне приличная по советским меркам квартира. Но во всей ее неуклюжей жизни, работа занимает уж точно самое последнее, ничтожное место и одновременно является одним из главных раздражающих факторов. Тут и так личная жизнь не получается, а еще надо и на ненавистную работу ходить!