А мама дома?

У паспортного контроля она обернулась и помахала Конраду. Он помахал в ответ и побрел со своей палкой сквозь толпу в зале – высокий, грузный, стареющий человек с поредевшими волосами. «Великий покоритель сердец», – подумала Анна, и ей стало грустно.

Когда самолет взлетал, ее опять чуть не стошнило. «Но здесь, по крайней мере, все решат, что меня укачало», – утешила себя Анна. Она взяла было в руку бумажный пакет, на всякий случай, но когда самолет поднялся в небо – улетая от разрушенных и восстановленных зданий; от товарных поездов с чудовищным грузом и людей-чудовищ, делавших вид, что ничего о нем не знают; от опасных русских и от бывших нацистов, столь похожих друг на друга; от Грюневальда и от немецкого языка; от мамы с ее ворохом проблем, – Анне показалось, что и тошнота осталась где-то там, внизу.

Она смотрела на сияющее небо и чувствовала огромное облегчение. «Да, у меня получилось, – сказала она себе. – Я спаслась!» На нее напал голод, и, когда стюардесса принесла завтрак, она проглотила двойную порцию, все до последней крошки. Потом Анна написала маме письмо, чтобы отправить его сразу, в лондонском аэропорту. «Так мама получит письмо уже завтра. И это хоть как-то поможет ей не поддаваться депрессии». Заклеив конверт, Анна откинулась на спинку сиденья и стала смотреть на небо.

– В настоящий момент мы покидаем Восточную зону Германии и продолжим полет над Западной зоной, – объявила стюардесса в микрофон. – Через несколько минут слева от вас будет город Бремен.

Пассажир, сидевший рядом с Анной, американец средних лет, обратился к ней с улыбкой:

– Понимаю, что это глупо, но я всегда радуюсь, когда мы достигаем этой черты.

Анна улыбнулась в ответ:

– Я тоже.

Проведенное в Берлине время уже стало превращаться в прошлое. «Никакой особой пользы от меня не было», – думала она, но отстраненно, будто обсуждала кого-то постороннего. Отрывочные образы мелькали у нее в голове: мама, которая ищет носовой платок под подушкой; интонация, с которой Конрад произносит: «Роман, конечно, закончился»… «Возможно, когда-нибудь я и впрямь напишу об этом, – подумала Анна, и теперь эта мысль не вызвала у нее отторжения. – Если бы я смогла описать все, как было… Если бы я могла по-настоящему описать маму…»

Но когда она стала перебирать в уме все случившееся, у нее возникло чувство, будто что-то упущено. Будто она о чем-то забыла или не придала значения – чему-то заурядному и в то же время важному, что должно было произойти, но не произошло. «Вот бы вспомнить…» – думала Анна. Но она устала и радовалась, что ее больше не тошнит, – так что просто выбросила эти мысли из головы.

«А что бы сказал на все это папа?» – гадала Анна. В последние годы, когда немецкий язык Анны канул в небытие, а папин английский так и не улучшился, они шутливо обращались друг к другу по-французски…«Qu’en penzes-vous, mon pere?..»[26], – подумала Анна и только по удивленному взгляду соседа поняла, что произнесла это вслух.

– Извините, – спохватилась она. – Кажется, я задремала.

Чтобы объяснение выглядело более убедительным, Анна прикрыла глаза, отрешившись от всего, кроме рокота двигателя. «Если писать – то обо всем, – думала она. – О разных странах и разных языках. О чемоданах. Как их то и дело упаковывали и распаковывали. Как они хранились на чердаках и в подвалах обшарпанных гостиниц, как их считали и пересчитывали в поездах во время переездов из одного временного убежища в другое…»

«Wir fahren mit der Eisenbahn»[27], – говорит мама.

Жжж-еле-ззз-ная до-ррр-ога… Даже слова напоминают грохот и лязг поезда, который мчит их через Германию. В купе было грязно, и Макс извозил коленки до черноты, когда доставал из-под сиденья футбольный мяч.

– Сейчас придут проверять паспорта, – говорит мама, прижимает палец к губам, и Анна понимает, что паспорта нельзя отдавать русским. Те бесконечными рядами стоят вдоль границы.

– Вы будете что-нибудь декларировать? – спрашивает Конрад, и Анна все забывает и рассказывает ему о таблетках профессора.

Тут мама кричит:

– Мне пятьдесят шесть лет!

А поезд мчится через границу, прямо в центр Парижа, к Патни-Хай-стрит.

– Я вывезла детей из Германии, – говорит мама папе.

А тот сидит в обшарпанной комнате за пишущей машинкой и улыбается с мягкой иронией, безо всякой жалости к себе:

– Главное, что мы четверо – вместе. Остальное неважно!

– Папа! – вскрикивает Анна и видит совсем близко чье-то незнакомое лицо – с аккуратным макияжем, в обрамлении светлых кудряшек. Строгий пиджак, накрахмаленная голубая блузка…

– Мы прибываем в аэропорт Лондона. Пожалуйста, пристегните ремни безопасности, – говорит стюардесса и внимательно смотрит на Анну: – С вами все в порядке? Вы очень бледны.

– Все хорошо, спасибо, – отвечает Анна автоматически.

Она еще не до конца проснулась и не до конца осознаёт, что́ надо говорить…

– Вас кто-нибудь будет встречать в аэропорту?

– Да-да!

Какой-то бесконечно долгий миг, вызвавший у Анны панику, она не может вспомнить, кто именно должен ее встретить. Папа? Макс? Конрад?..

– Все в порядке, меня встретит муж.