— Я не знаю, будут ли что-то значить для тебя эти слова, — нервно сглотнув, пересохшими губами произнёс Сомерхолдер. — Но, Боже мой… Нина, умоляю, прости меня… Я полный урод, я знаю это! Ты даже представить себе не можешь, как я сейчас себя ненавижу.
Нина молчала, и Йен чувствовал, как эта тишина медленно, секунда за секундой, убивает его.
— Я не знаю, поверишь ли ты мне. Наверное, так глупо звучат эти слова от меня после всего произошедшего, но… Я люблю тебя, Нина. Люблю так сильно, как умею. Я никогда не думал, что буду так зависим от человека, но ты… Войдя в мою жизнь, ты навсегда изменила её, позволив узнать, каково это — просыпаясь рядом, понимать, что день ото дня влюбляешься только сильнее; находясь в разлуке, бесполезно пытаться сконцентрироваться на работе, а внутри думать только об одном — о том, что совсем скоро ты будешь со мной, и я вновь смогу тебя обнять; как может кожа покрываться мурашками от одного лишь прикосновения, а от поцелуя — просто сносить крышу.
Йен с шумом выдохнул и едва заметно покачал головой.
— Я уже не умею жить без тебя, понимаешь? — сказал он, посмотрев Нине в глаза.
Она отвела взгляд.
Сомерхолдер тщетно пытался подобрать такие слова, которые могли бы растопить лёд, который слышался в каждой фразе, произнесённой этой девушкой.
— Нина, — произнёс Йен. — Посмотри на меня. Скажи всё, что думаешь обо мне, крикни, что ненавидишь меня. Если хочешь — дай мне пощёчину, я заслужил это, — в голосе Сомерхолдера было отчаяние. — Только не молчи… — умолял он.
Наконец, болгарка снова подняла на Йена глаза, и он почувствовал, как у него начинают гореть щеки.
— Йен, помнишь, — вдруг произнесла Николина, — когда наши отношения ещё только начинались, я попросила тебя только об одном: чтобы в них не было лжи.
Сомерхолдеру было невыносимо слышать это: он помнил тот разговор до мельчайших подробностей. «Если ты встретишь другую — просто уходи», — сказала тогда Нина. «Я не буду делить тебя с кем-то ещё и не позволю тебе вести двойную игру. Я сама никогда не стану тебя удерживать рядом с собой, если увижу это в твоих глазах. Прошу, обещай мне одно: что ты не будешь мне лгать. Это подло. Это предательство». И Йен пообещал.
— Почему ты не сдержал обещание? — тихо спросила она дрожащими губами.
Сомерхолдер был в растерянности и не мог что-либо ответить. Он понимал, что произошедшее прошлой ночью, было страшнее обычной неверности: это как раз было самое мерзкое предательство, потому что всё случилось тогда, когда Нина стала более всего уязвима. И когда он был на самом деле так нужен ей…
— Потому, что я не люблю Никки, — наконец сказал Йен. — Она не «другая девушка». Я не знаю, как объяснить произошедшее, правда… Это просто какое-то помутнение рассудка. Я был сильно пьян, мысли об этом противны мне.
Нина устало провела руками по лицу.
— Будь проклят тот день, когда я с тобой познакомилась… — прошептала она. — Если бы не тот кастинг, я бы никогда не встретила тебя. Не было бы этой чёртовой любви, которая столько времени отравляла мою жизнь. Мне не нужно было бы каждый божий день бороться со своими чувствами к тебе и всё равно ждать моментов, когда мы могли бы с тобой остаться наедине, в собственном мире, даже когда мы ещё просто были друзьями, а по ночам плакать в подушку, как девятиклассница. Не было бы тех двух лет безумия, когда ты ушёл. Я бы не узнала о том, каково это — потерять ребёнка. Не было бы сегодняшнего дня, когда, позвонив тебе, я услышала в телефонной трубке голос другой девушки. Ничего бы этого не произошло в моей жизни, если бы мы не были вместе, понимаешь?
В каждом слове Нины ясно читался упрёк, и Йену было больно это слышать: сейчас она не задумываясь отрекалась ото всего того, что между ними было на протяжении этих восьми лет, предпочитая навсегда забыть о том, что их связывало все эти годы.
— Как же я сразу не поняла, насколько уязвимой меня делают мои чувства к тебе…
Она сама дала себе ответ на вопрос о том, почему, несмотря на всю ту боль, которую приносили им обоим эти отношения, она так и не смогла их разорвать.
— Нина, прошу, — чуть слышно проговорил Йен, — дай мне шанс вновь стать твоей поддержкой, опорой и защитой. Позволь мне сделать так, чтобы тебе не было жаль, что ты со мной, а не с кем-то другим. Хотя ты и так не жалеешь обо всём, что между нами было, несмотря на всё то, о чём ты говоришь, я знаю, — в его голосе впервые появилась уверенность, — я видел это в твоём взгляде на протяжении восьми лет, что бы между нами ни происходило. Твои глаза никогда не обманывали меня.
Йен вздохнул.
— Но ты уже хочешь обо всём забыть…