А.П.Чехов: Pro et contra

Нисколько не отрицая громадной важности первой группы деятельностей распределяющих, социальных, можно вместе с тем признавать не меньшую важность за группой деятельнос- тей накопляющих, которые, не имея в виду непосредственного достижения общественной пользы и равномерного распределе­ния суммы достигнутого счастья, направляя усилия лишь к тому, чтобы отодвинуть как можно дальше пределы человечес­кого сознания и чувствительности, открывают иногда новые, совершенно непредвиденные горизонты для беспредельного движения науки и прогресса. Поясню мою мысль примерами. Возьмем деятельности служителей так называемой «чистой науки», какого-нибудь химика, зоолога, ботаника, открываю­щих новое химическое тело, новый вид животных или расти­тельных организмов: их открытия могут и не иметь прямого отношения к общественной пользе, но они необходимо должны и будут иметь, по крайней мере, косвенное отношение к ре­альному благу человечества: не говоря уже о том, что эти от­крытия могут подать повод для какого-нибудь технического изобретения, для усовершенствования какой-нибудь отрасли прикладной науки, они раздвигают пределы человеческого знания и тем самым увеличивают сумму благ, которые впос­ледствии группа социальных деятельностей будет стремиться равномерно и справедливо распределять между людьми. Но раз мы признали целесообразной деятельность служителей чи­стой науки на основании того же самого принципа, то есть принципа полезности деятельности не только распределяю­щей, но и накопляющей, нам неминуемо придется признать столь же целесообразной деятельность служителей искусст­ва — притом не только таких, которые резкой тенденциознос­тью своих произведений непосредственно стремятся к дости­жению общественной пользы (что соответствует техническим изобретениям в научной деятельности), но и таких, которые служением идеалу красоты, «вдохновением, звуками сладки­ми и молитвами» увеличивают общую сумму эстетических на­слаждений, доступных человечеству. Статуя, картина, музы­кальная пьеса, антологическое стихотворение Фета, Тютчева, Анакреона или лирическое описание природы в новеллах г-на Чехова, по-видимому, совершенно бесцельные, с точки зре­ния деятельности распределяющей, стремящейся к непосред­ственному достижению общественной пользы, оказываются и значительными, и ценными, и полезными с точки зрения дея­тельности накопляющей: разве они не содействуют прогрес­сивному усовершенствованию эстетического вкуса и впечат­лительности, которые приносят нам такую массу высоких и бескорыстных наслаждений, разве лучшие из них не открыва­ют человеческому глазу и уху целые миры новых колоритов, форм, звуков, ощущений, и разве тем самым они не раздвига­ют пределов человеческой чувствительности, не обогащают ее основного фонда, подобно тому, как научная деятельность хи­мика, зоолога или ботаника открытием нового химического тела, животного и растительного организма расширяет грани­цы человеческого знания, увеличивает его основной капитал и через это способствует накоплению возможно большей суммы счастья, доступной всему человечеству? Но если это так, то всякая художественная, хотя бы и не тенденциозная картина, статуя, музыкальная пьеса, стихотворение Фета или поэтиче­ская новелла таких писателей, как г-н Чехов, должны считать­ся полезными, ценными и вполне оправданными с точки зре­ния научной утилитарианской нравственности.

Можно признавать громадное значение и красоту таких произведений, как сатиры Ювенала, песни Барбье и Некрасо­ва, в которых резкая, глубоко искренняя тенденциозность про­истекает из самой сущности творческого темперамента худож­ника, и вместе с тем понимать не только поэтическую, но и жизненную ценность таких произведений, как «Илиада» Го­мера или «Ромео и Джульетта» Шекспира, в которых нет и следа какой-нибудь тенденции. Дело в том, что мои возраже­ния направлены не против того, что тенденция возможна, но против того, что она составляет необходимое условие sine qua non¹¹ признания художественных произведений ценными и значительными.