А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 2

Действительно, «призыв» Хомякова для русского общества был утопией. Да и сейчас мы смотрим на дело точно так же. Неплюев же воспринимает этот призыв как руководство к действию и настойчиво стремится воплотить его в конкретных делах, и прежде всего – в Крестовоздвиженском Братстве. Хомяков писал: «Пусть богатый употребляет лишки своего богатства на помощь бедным (разумеется, не поощряя тунеядства) или на дело общей пользы и общего просвещения»[940]. Неплюев же, буквально следуя этому, в 1901 году передает Братству большую часть своего состояния, и Братство, несмотря на все препятствия, продолжает успешно развиваться. Это поступательное движение не остановила даже смерть Неплюева, последовавшая в начале 1908 года. Братство переживает Мировую войну и революцию. В советское время оно стремится сохранить свой хозяйственный и религиозный строй, маскируясь под различными вывесками: коммуна, артель, совхоз. До поры до времени это удается, и в 1922 году о нем говорят как о лучшем аграрном хозяйстве России. Но в то же время братчики испытывают огромный административный нажим властей. В 1924 году начинаются репрессии. Сначала из артели удаляют сестер Нелюева – Марию и Ольгу, – которые стали во главе Братства. Затем арестовывается и получает большие срока верхушка Братства, включая священника Крестовоздвиженского храма о. Александра Секундова. Тогда же была сброшена фигура ангела и снята мемориальная доска у «Хомяковской горки». В 1927 году закрываются неплюевские школы. Наконец, в начале 30-х во время коллективизации бывших братчиков выселяют из Воздвиженска по разным местам проживания.

Между Хомяковым и Неплюевым имеется удивительный параллелизм. Оба – помещики из старинных дворянских родов, оба – богословы и социальные мыслители, будучи превосходными писателями, оба вынуждены издавать свои сочинения во Франции. Хомяков – поэт, а Неплюев – композитор, положивший на ноты семь стихотворений Хомякова. Есть и просто мистические совпадения: оба прожили 56 лет и 4 месяца, и оба умерли от неожиданной болезни. Продолжая этот ряд параллелей, можно высказать следующий тезис: Неплюев – фигура того же огромного масштаба, что и Хомяков. Вся беда в том, что этот масштаб не был распознан. Официальная церковь видела в Неплюеве протестанта и в некотором роде толстовца. И даже незабвенный о. Павел Флоренский, упоминая о Неплюеве как последователе Хомякова, вопрос о его церковности оставляет открытым[941]. А для большевиков он был, хотя и коллективист, но совершенно иной – христианской направленности, а потому о нем просто не упоминали. Однако Неплюев – пророк, хотя, как водится, и непризнанный в своем отечестве. Его имя должно занять почетное место в ряду русских мыслителей. Деятельность Неплюева показала, какой громадный потенциал таится в социальных идеях Хомякова. И символом этого является Хомяковская горка в Возвиженске. Будем надеяться, что горка будет восстановлена. Причем – с теми же стихами, обличающими нас, потомков, за то, что мы, со своим «гордым умом», до сих пор не следуем призыву любви, провозглашенному двумя выдающимися сынами России.

М. М. Панфилов Национальное воспитание книгой (от «Московской партии» А. С. Хомякова к «русской партии» Ф. М. Достоевского)

«Простая, искренняя, непритязательная Русская Беседа обо всем, что касается просвещения и умственной жизни людей» – так в 1856 году от имени редакции А. С. Хомяков обозначил «русское направление» долгожданного журнала «московской партии»[942]. Вся ее деятельность, по Хомякову, была «педагогической». С непроизвольной закономерностью «педагогика» москвичей во всех своих проявлениях сосредоточена в пространстве книжной культуры.

Культура одухотворяет историческое бытие. Но влияние культуры столь же не однозначно, как сама духовность, и может быть живительным, болезненным, смертоносным. От этого влияния зависит характер личностно-общественной причастности к истории – историческая память нации, человечества.

«Дать бессмертие множеству народа, соблюсти похвальных дел должную славу и, перенеся минувшие деяния в потомство и глубокую вечность, соединить тех, кого натура долготою времени разделила» – так с гениальной простотой определил смысл исторической науки М. В. Ломоносов. «Москвичи» видят в этом духовное предназначение культуры вообще, размышляя о «характере просвещения», об «общественном воспитании», о «народном образовании», «народности в науке».

С позиций «московской партии» книжное слово должно служить «цельности ума и сердца» (И. В. Киреевский), «живому знанию» (А. С. Хомяков). Высшее предназначение книги быть «словесной иконой», окном в горний мир (К. С. Аксаков). Подлинная книга выражает дух своей «народности» (Ю. Ф. Самарин). С такими убеждениями славянофилы пришли к изданию «Русской беседы».