А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 2

Отнюдь не случайно, играя в стилистические «прятки» с цензурой, составители первого собрания сочинений Веневитинова, в подготовке которого принимал участие и Хомяков, озаглавили текст «Несколько мыслей в план журнала». Этот план. стал заветом для всех изданий «русского направления».

В хомяковском кружке исходные постулаты любомудрия получат многогранное развитие. «Русское образование» укореняется в органике традиций православной мысли. Называя Москву русским Оксфордом, Хомяков, безусловно, придавал первопрестольной статус национально-просветительского, универсального по издательской тематике центра. Соединить поколения посредством книжного слова (Ломоносов), подчинить его направленность национальному «самопознанию» (Веневитинов) – эти заветы хомяковская мысль интуитивно преображает в духовный сплав. Таков в самых общих чертах идейный пролог «Русской беседы», которая оборвется со смертью Хомякова, незадолго пред восходом «русской партии» Достоевского.

Вслед за Пушкиным и славянофилами Достоевский приходит к осознанию разрушающей силы «типографического снаряда». Его отношение к российской «прессе» в последние годы делается гораздо более жестким, по сравнению с кружком Хомякова. Но можно ли «закрыть» Россию? Каковы противоядия против отравленной «словесности»?

Достоевский соединяет все работоспособное в русофильском лагере. Вспомним о его «печати, национальной и глубоко консервативной»… Сосредоточиться на домостроительстве культуры, «учиться России», прочищая тем самым «дрянное общественное мнение». Вывести Церковь из двухвекового «паралича». Наконец, экономический аскетизм России, геополитическое отшельничество в «Азии». Так подвижники удалялись в пустыню, в лесные скиты, в горные ущелья, чтобы в затворе «умным деланием» снискать дар синергийного воспитания. Из такого затвора и должна выйти в мир «сладость учения книжного».

В основе исконно русской культуры – монастырское просвещение, церковнославянская книжность. Здесь единодушны М. Л. Магницкий и Шишков, Пушкин, Гоголь, славянофилы. Но только Хомяков, Достоевский и К. Н. Леонтьев почувствовали впервые евразийскую природу этих православно-византийских истоков. (Хотя в сторону азиатского Востока в интересах национального просвещения уже обращались взгляды М. Л. Магницкого и С. С. Уварова.)

Хомяковская диалектика «иранства» и «кушитства», его «теоретический национализм» в противовес научной «гуманитарности» по широте и глубине проблематики предвосхитили «византизм» и «культурный национализм» Леонтьева. От хомяковских разоблачений религиозного нигилизма – прямой путь к «отрицательной культуре» Достоевского. При всех расхождениях в «русской партии» Хомяков – старший брат не только Леонтьева и Достоевского, но даже столь непримиримого обличителя славянофильского «фарисейства», как Н. Ф. Федоров.

Хомяков деятельно поддерживал все издательские начинания «московской партии», но с «Русской беседой» он связывал особые надежды. Достоевский издавал «Время», «Эпоху», редактировал «Гражданина» (сами названия журналов непроизвольно составили весьма примечательную триаду) и пришел к «Дневнику писателя» – уникальному во всемирной истории журнально-газетному произведению одного автора.

Безусловно, «Дневник писателя» уже одним названием своим напоминает скорее о журнальном замысле пушкинского «Дневника», чем о продолжении по-медвежьи неуклюжей «Русской беседы». Но ведь, по Достоевскому, «главный славянофил» – Пушкин. «Московская партия» Хомякова органично включается Достоевским в «русскую партию» на мысленном пути – от заката Петербургской империи к новому восходу Московского царства.

«Направление русское и антирусское»

Если придерживаться стержня православно-русских воззрений на культуру, то смысл книги в истории все более утрачивается по мере распада связи времен. Отсюда прогрессия болезней российской культуры. И как указывает с горечью Хомяков, ее самый страшный порок – «пошлость всеобщая нашего читающего, аки бы думающего мира».

«Мирская наука, соединившись в великую силу, разобрала, в последний век особенно, все, что завещано в книгах святых нам небесного, и после жестокого анализа у ученых мира сего не осталось изо всей прежней святыни решительно ничего. Но разбирали они по частям, а целое просмотрели и даже удивления достойно до какой слепоты. Тогда как целое стоит пред их же глазами незыблемо как и прежде, и врата адовы не одолеют его». Это из напутствия монастырского библиотекаря Алеше Карамазову. Подобными наставлениями из «книг святых» был воспитан Алексей Хомяков. И для него интеллектуальный анализ вне синтеза в поэзии мысли способен служить лишь разложению органики историко-культурного процесса на рациональные атомы, из которых в свою очередь строятся в дурной бесконечности оторванные от жизни абстрактные системы.