А ты придешь к тому дереву? (СИ)

Дин опустился на сено, увлекая Эйдана за собой, и они в унисон застонали от удовольствия, когда их горячая обнаженная и покрытая испариной кожа соприкоснулась. Блондин осторожно коснулся лица возлюбленного, отводя от глаз темные локоны, провел рукой по подбородку, лаская большим пальцем мягкие губы. По телу Эйдана прошла дрожь предвкушения. Он доверял Дину больше, чем кому бы то ни было. У них обоих не было опыта в подобных вещах, и для старшего важнее всего было то, чтобы его юный любовник этой ночью испытал лишь наслаждение. Они оба были неуверенны, неуклюжи и немного застенчивы, но все это не имело значения. Их тела тесно сплелись в едином порыве. Кожа соприкасалась с кожей. Они, наконец, были вместе, и этого уже было достаточно, чтобы волна наслаждения накрыла их с головой.

Пролетели часы. Голова Дина лежала на животе Эйдана, и юноша с любовью перебирал светлые локоны. Они оба были сонными, утомленными и счастливыми.

– Ты ведь больше не уедешь? Без меня? – внезапно спросил Эйдан, вдруг подумав, что Дин может вскоре вернуться в свой форт.

Дин поднял голову, взглянув прямо в карие глаза Эйдана.

– Никогда, – поклялся он.

Эйдан знал, что это правда. На следующий же день Дин отправил прощение об отставке в свою часть, вызвав тем самым неудовольствие и недоумение со стороны своих родственников.

Двенадцать лет спустя Эйдан лежал на том же самом месте, вспоминая ту, первую, ночь со смесью нежности и отчаянья.

Стоило закрыть глаза, и он видел лицо Дина, глаза Дина, улыбку Дина, его руки, когда тот рисовал, пальцы, измазанные чернилами или испачканные углем. Он мог поклясться, что чувствует его запах – смесь ароматов свежескошенной травы, на которой Дин любил лежать под их деревом, восковых свечей, которые он зажигал, когда писал поэмы до поздней ночи, масляных красок и пряного мускусного привкуса их любви. Происходящее было слишком несправедливо. Эйдан не мог смириться с тем, что скоро все закончится. С тем, что скоро он потеряет своего возлюбленного навсегда.

Он не мог принять это. Он каменел от страха, в его крови кипела ярость, неконтролируемая ненависть, направленная против тех, кто жил в этом городе. Они были слишком глупы, чтобы не лезть в чужие жизни. И эти люди собирались убить его возлюбленного… завтра утром… завтра утром… ЗАВТРА УТРОМ.

Кулак Эйдана впечатался в деревянную поверхность. Он наносил удар за ударом, крича словно безумный, пока из израненных кулаков не хлынула кровь. Тогда он сжался в комок, подтянув колени к подбородку, и позволил слезам течь по щекам, а спустя примерно час его сморил сон.

Проснувшись, Эйдан с ужасом обнаружил, что солнце уже почти скрылось за горизонтом. Последняя ночь Дина вступала в свои права.

====== Глава 2. Под покровом тени ======

Городок Санкт-Петер

1707 год

Проснувшись, Эйдан с ужасом обнаружил, что солнце уже почти скрылось за горизонтом. Последняя ночь Дина вступала в свои права.

Он вышел из сарая, когда над горизонтом все еще был заметен тонкий отблеск закатного золота, но по небу уже плыла луна, одним своим видом напоминая, что идут последние часы жизни Дина, а Эйдан бессилен как-то на это повлиять.

Он нашел масляную лампу и зажег ее с помощью огнива. Опуская его обратно в карман своего длинного темно-синего плаща, он нащупал записку Мактавиша. Надо же, он почти забыл о ее существовании. Достав клочок бумаги, Эйдан задумался, а не сжечь ли его сразу в пламени лампы, но что-то удержало его руку. Вместо этого он развернул записку и прочел.

Встретимся в полночь у черного хода в тюрьму. Приходи один. Тебя никто не должен видеть.

Сердце Эйдана замерло, а потом сорвалось в галоп. Мактавиш передумал? Узнать это можно было лишь одним способом: придя в полночь на место встречи. Но до этого момента было еще несколько часов.

По дороге через сад Эйдан направился к дому своих родителей. В окнах еще горел свет, так что он остановился и дождался, пока отец и мать уснут, и лишь после этого зашел в дом. Последняя встреча с родителями закончилась криками, слезами, оскорблениями и разбитой посудой. Он не хотел повторять этот опыт. Тернеры не поняли упрямства, с которым их сын искал общества убийцы. По их мнению, он должен был раскаяться в своих ненормальных пристрастиях и попытаться восстановить репутацию. Очистить свое имя было бы сложно, но все ж Эйдан мог это сделать. К их разочарованию, сын не только не испытывал раскаяния, а, наоборот, подчеркивал свою связь с человеком, обвиненном в самом страшном из преступлений. Между ним и родителями пролегла пропасть, преодолеть которую, вероятно, можно было бы спустя очень много времени, но Эйдан в это практически не верил.

Примерно через час он вошел в родной дом через незапертую заднюю дверь. Он не скрывал своего присутствия. Родители и так наверняка знали, что он пришел. После того, как Дин попал в тюрьму, он привык возвращаться домой после того, как они ложились спать, и уходить до рассвета. Вот и теперь он быстро собрал необходимые вещи, сложил их в кожаную суму, которую принес из сарая, а затем покинул дом тем же путем, каким и пришел.