Случилось то, что случается при взятии города силой. Захватчики насильничали, крушили и брали то, что нравилось и теперь принадлежало им по праву победителя. И никакие мольбы о пощаде, заклинания богами и взывания к совести, не могли поколебать их сердец и не заставили отступить от намеченной цели. Особенно усердствовали иноземные наемники, подоспевшие вслед ополчению, но сумевшие перенять первенство, ворвавшись словно смерч, неся на своем пути смерть и разрушение, да так, что и унукцы, питавшие ненависть к предательским нравам нибирийцев, приходили в ужас от безжалостных сердец пустынников, и боялись попасть под их горячую руку. Среди наемников было множество воров, убийц и бродяг, и просто охотников за удачей со всего Калама, однако самим черноголовым, легче было считать всех их иноземцами, не допуская мысли, что такое звероподобие может исходить от благородных ки-ен-гир. При этом, сами унукские ополченцы, тоже не источали милосердие, в запале творя то, от чего ужасались раньше, в обыденной жизни. Разве только тем и отличались, что не смели поднять руку на общие для Калама святыни, с благоговейным трепетом относясь к домам неба и земли и изваяниям божеств, которые так богохульно оскверняли эти варвары, срывавшие с них украшения, безжалостно свергая с подставов.
Жители города бегали и метались, ища спасения в храмах и уповая на милость победителей, и лишь один человек в сермяжьей дерюге, смирившись с творящимся злодеянием и разрушением святынь, не находя внимания со стороны захватчиков, вещал с подножия святилища Энлиля, торжествующе потрясая посохом, и с воодушевлением обращаясь к умирающему городу:
— Услышь, о, город: пришел суд божий -
суд божий по тебе!!
Узри его!!!
Пришли гулла, вот — стражи ночи:
гневны их очи, но взоры в них слепы к страданиям, глухи их души, к мольбам и плачам, безжалостен карающий их меч;
черствы сердца и хладны перси, но волю господа творят!!
Прогневан скверной, людской, о, город, дом господа — Энлиля твоего! Людскую гордость равняли богу, земное возвышая над небесным! Примите ж кару, теперь смиренно, ибо это суд Его!!!
Долго бы еще жрец верещал своим скрипящим гласом, но его речь прервало долгожданное упокоение, прилетевшее то ли от захватчиков, то ли от разгневанных горожан, или просто отколовшийся кусочек, случайно угодил ему в голову. Смерть его, словно предопределила судьбу города, и со всех концов его, запылали огни пожарищ.
3. Нибиру. Дворец.
Не находя себе места от всеобъемлющего ужаса, несчастный сановник, в силу размеров и вправду не мог найти куда спрятать свою круглое тело от разьяренной толпы варваров ворвавшихся во дворец. Только получивший от унукцев, заверения о переназначении его лагаром, он с воодушевлением, снова, в который уже раз, принял новую власть, рассчитывая как и прежде прислуживать новому энси, назначенному теперь уже из Унука, лишь бы не утратить своего благополучного существования.
И как он мог поверить успокоительным речам Мэс-э, бежавшего и оставившего город на его попечение (а как вышло — на разграбление), уверявшего, что ни городу, ни ему ничего не угрожает?! Поняв, что для прежней власти Киша все кончено, он со свойственной ему увертливостью опытного вельможи, с легкостью согласился на перемену хозяев, надеясь как и прежде оставаться на плаву, целиком полагаясь на правоту слов нового энси. Но, что-то пошло не так, и те, кто с благосклонностью приняли его верноподданническое словоблудие, врываются в город, чтобы найти его несчастную плоть. Коварные люди обманом усыпили его бдительность, чтобы захватить священный город самого Энлиля. Он узнал об этом, когда обсуждая с воеводой Унука условия перехода под руку Лугальзагесси, услышал звук рога. Но увидя перепуганные лица гостей, понял, что и для них это было неожиданностью.
Сбежав на женскую половину, он к своему ужасу осознал, что изголодавшиеся по женской ласке воины, в первую очередь ринуться сюда. Лагар судорожно стал рыскать по углам, стараясь найти уголок поукромней, чтоб упрятать свое тучное тело, в какую-нибудь незаметную щель. Меж тем шум, доносящийся из соседних покоев, становился все ближе. Немного потолкавшись в опустевших покоях, но так и не примостив себя в роскошных, но таких тесных ложах гашан, лагар дрожащими и потливыми от волнения пальцами, начал перебирать тесемки своих многочисленных потайных мошен внизу живота. Увертливый сановник, выхватив увесистый мешочек, вывалил тяжелое содержимое на серебряный поднос, и склонившись в приветствии, стал ожидать "дорогого" гостя.
— Нибиру ликует, приветствуя своих освободтелей из цепких лап Киша и удушающих объятий Уммы! — Торжествующе начал он, но в ответ услышал презрительный хмык.
— Я и не сомневался, что досточтимого лагара, никогда не покидает чувство верноподданничества и преданности.
Не обращая внимания, на отчаянные попытки смущенного и перепуганного вельможи оправдаться перед грозным воителем, лушар стал шарить по стенам, в нетерпении срывая мешавшие ему ковры и занавесы.