Аашмеди. Скрижали. Скрижаль 2. Столпотворение

— Красиво лопочет. Вот как должен славить господа, верный последователь божественный воли, а не изрыгать корявым косноязычием, как делают это наши подпаски. — Заметил Аш-Шу своему подручному, и уже громче, обратился к распластавшемуся лагару. — Я надеюсь, верный раб и последователь божественной воли, поделится с господином столь велеричивым языком, умеющим так красиво выразить свою преданность повелителю: дабы он мог преподать урок, маловерным последователям — погрязшим в невежестве, чтобы еще больше озарять мир божественной волей?

— О, повелитель, я посчитаю большой честью, служить моему господину. И я весь во власти моего милосердного владыки, как и мой язык.

— Я знал, что не ошибся в тебе. Встань. Я назначаю тебя своим поверенным, в делах с Лугальзагесси — истинным лугалем Калама. Мы с ним сейчас в ссоре, но я верю, что благодаря моему верному поверенному, мы сумеем преодолеть наши противоречия.

Когда новоназначенный сановник начал извиваться в благодарностях, его новый повелитель, приказал воинам вернуть все отнятое у него золото. Непутевый селянин, с недоумением исполняя его волю, поднес новому поверенному мешки, тот сердито взглянув на своего обидчика, с силой рванул из ненавистных лап деревенщины свое золото.

— Как подносишь, поверенному своего повелителя?! — Нахмурил брови лис пустынь, грозно глянув на деревенщину.

Селянин дрожа в коленях, чуть их не расшиб, грохнувшись об пол, который к его счастью был устлан мягкими коврами. Не обращая на него внимания, Аш-Шу обратился к раздувшемуся от важности своего положения сановнику, с вопросом, все ли золото на месте. Получив утвердительный ответ, он подозвал своих самых лучших лиходеев, ходивших у него в личном окружении. Затем, на удивление спокойно спросил у провинившегося новичка:

— Где он держал припрятанное?

Несчастный простачок, от испуга не мог открыть рта, мыча показывая в подбрюшье.

— Изъятое, следует вернуть туда, откуда его взяли.

Лиходеи, понимавшие приказ своего повелителя с полуслова, повели себя странно, и вместо того, чтобы с трепетом приподнести новоназначенному порученцу отнятое, задрали ему подол.

— Как вы смеете?!!! Я личный поверенный государя!!! — Завизжал оскорбленный сановник.

— Ничего-ничего, — успокоил его государь, — они просто готовят личного поверенного, к поручению для истинного лугаля Калама.

Думая, что это какой-то из чудных обычаев, коих у варваров было до неприличия много, лагар стал терпеливо ждать, снося стыд от позорно задранного подола и не сопротивляясь подхватившим его под мышки молодцам. Пустынник, дернув веком, разрешил им сделать последний обряд, для завершения подготовки посланника. Непереносимая жгучая боль, объявшая низ живота, лишила несчастного посла, на некоторое время сознания. Но приведенный в чувство, бедолага был вынужден чувствовать всю полноту боли и издевательств, со стороны своих мучителей.

— Поднесите плату за верную службу: бывшему лагару энси священного Нибиру; бывшему лагару наместника Ур-Забабы; бывшему лагару наместника Лугальзагесси; а ныне, личному поверенному проводника божественной воли Аш-Шу! — Слышалось отзвуком в полутемных чертогах, торжественная речь подручного пустынного правителя.

Тяжелые мешки, столько висевшие у него в подбрюшье, тяжелым грузом провисали теперь у него в утробе, в тысячу раз умножая страдания. Теперь-то, до них никто не мог добраться, своими падкими до чужого добра руками. Теперь это золото, всецело принадлежало ему, или он принадлежал этому золоту. Ибо претерпевая от него невыносимые муки, он сам теперь не мог избавиться от этого.

— Погодите! — Остановил Аш-Шу палачей, передав им свой нож, когда они сделали последний стежок и муки боли прорывались из глотки несчастного. — Возьмите посуленное мне!

Нож пурусханской работы легко полоснул живую плоть, и, скользнув змеей, язык оказался в руках головореза. Палач с почтением поднес вырезанный "дар лагара, своему повелителю". Исполненая кровью, глотка, лишенная языка, издавала лишь клокотание; насаженный на кол воевода, так же, не имел больше сил для своих проклятий. Крики и стоны умирающих, перестали оглушать пустынника, и он мог спокойно продолжать наслаждаться разговором.

— Итак, следует отправить вестника с сообщением Лугальзагесси, об измене его воеводы в сговоре с местным главным советником, и о переходе его с десятком уммийских воинов на сторону врага. Сообщить о порушении им, нашего с государем договора, с оговоренной платой за службу моим воинам. И пусть он, не беспокоится о каре изменникам и заговорщикам. Мы как его верные друзья и союзники, уже о том позаботились.

— Что Магару, живот прихватило? — Заметил Аш-Шу, обеспокоенность и сомнение в лице подручного.

— Не прогневайся повелитель, но я боюсь, что Лугальзагесси не поверит, что мы не ведаем о том, кто стоит за порушением договора, и не замедлит к возмездию. — Склонившись в поклоне, отвечал миролюбивый Магару.

Уважая мнение своего верного последователя, и зная его искреннее сожаление о противоречии ему, пустынник его успокоил: