Аашмеди. Скрижали. Скрижаль 2. Столпотворение

И люди в черных одеждах, содрав с яростно сопротивляющегося наместника набедренник, взяли его под руки, и с легкостью подъяв, насадили его голый зад, на заостренный конец шеста, воткнутого и укрепленного в сиденье престола. Из глотки мужественного и сурового мужа, свыкшегося к испытаниям, вырвался вопль невыносимой боли и ужаса. Но вояка, не был бы воякой, если бы смиренно переносил страдания. Угрозы с кучей грязных проклятий, понеслись в ответ на смешки пустынников, весьма повеселив последних.

— Смотри-ка, как лается. Словно пес колодный. — Радовался Аш-Шу, восхищенный мужеством лушара. — Того и гляди, соскочит со своего шестка, да всех нас перекусает.

— Скажи-ка, как его имя? — Обратился он к лагару, уже пресмыкавшемуся перед своими невольными спасителями из лап воеводы, и награждавшего их самыми прелестными названиями.

— О, великий царь, имя этого ничтожного человека Ки-У-Ла. — Ответил услужливый сановник, не догадываясь, для чего вдруг понадобилось варвару, знать имя пытаемого ими человека.

— Какой родитель, так свое дитя наречет — "ничтожество", "недоразумение"? — Поморщившись, выругался пустынник, убрав с лица довольную ухмылку. И прикрикнул на расслабившихся палачей. — А ну-ка, расшевелите его там, как бы он у вас не издох раньше времени! Да уберите, это отсюда.

Пустынные воины, привыкшие к беспрекословному послушанию, тут же бросились исполнять приказания, причиняя еще большие страдания мученику, и оттаскивая от ног своего господина пресмыкающееся существо, жаловавшегося на грубость к нему невежд, недостойных божественной воли его благороднейшего повелителя и великого царя Аш-Шу.

***

— И чего он такой тяжелый? Вроде не больше моей женушки — Удивлялся, тяжело вздохнув при воспоминании о зазнобе, один из подоспевших разбойников уносивших сановника, посмевшего прогневать нехорошим ответом их повелителя. — Такой же пышный и мягкотелый.

— Чито, жёнка нашлас…? Так чиго ждиёшь, эсли поскучалса? Вот тибе жёнка, а вот лёжка. Ийждуйтсесь. — Поддел новичка его собрат.

— Неее, — глупо улыбаясь, ответил тоскующий по дому муженек, — у моей все на месте, как бабам полагается, а это не баба…, хотя и не мужик завроде. Может он…, как его… — уду!

— А ты, провер. — Предложил худой пустынник, посмеиваясь над простоватостью новичка.

Бесхитростный селянин, не поняв шутки, тотчас последовал его совету. Чем несказанно порадовал присутствовавших, но только не самого лагара, отчаянно сопротивлявшегося и ругавшегося на тупую деревенщину благим матом, но притихшего, получив хорошего леща.

— Э, да у него тута, целые закрома припрятаны! — Поделился своим открытием деревенщина, вызвав взрыв хохота пустынников, понявших смысл слов по-своему.

Но их смех сменился удивлением, когда простодушный, вытащил из-под полы сановника, один за другим, туго набитые, увесистые мешочки. Кто-то почесав в затылке, присвистнул:

— Гляди-ка, а мы этого и не приметили, когда его обыскивали.

И гневом на посмевшего скрыть от них богатство, ставшее их по праву:

— За такоё, по закону божесьтньой воли, полагайться смерьт!

— Что же решили, славные воины божественной воли, сделать со столь злобным ее нарушителем? — Спросил у своих последователей Аш-Шу.

— Содьрат с ньего шкуру! — Был ему ответом возглас, приведший перепуганного нарушителя, бесплодно ползавшего червем перед разгневанными пустынниками, к неописуемому ужасу.

Видя незлое расположение предводителя лиходеев, лагар священного города Энлиля, пополз к ногам повелителя с умоляющими причитаниями, в надежде вымолить у него прощение. И ему показалось, что это помогло, когда пустынник, надсмехаясь над приговором своих головорезов, посмеялся над их кровожадностью.

— Ох-хо-хо, вы еще его в котле сварите, да съеште. — Сказал он, приведя в замешательство ярых приверженцев его закона.

— Да пребудет в вечном здравии, великий и могущественный царь, мой славный повелитель, своим милосердием и справедливостью, он станет примером праведности для всех государей. — Вмиг оживя, шустрее заползал сановник, повторяя славословия, говоренные им уже не раз, только по отношению к другому государю. — И они, погрязшие в своей неверности, отринув темные заблуждения, с воодушевлением пойдут за светочем великого учения Энл… Его божественной воли.

— Верный последователь божественной воли, должно быть, припрятал божье, от посягательств на него, алкающих взоров вороватых каламцев. Чтобы никто не посмел наложить своих грязных лап на принадлежащее ему. Не так ли?

— Да-да, именно так! Ооо, всевидящая проницательность и вещее провидение нашего справедливого царя и доброго повелителя, еще раз доказывает всяким безбожникам и невеждам, божественность его духа. — Пустился в привычное словоблудие сановник. — Мой господин, конечно же, знает, что я хранил эти богатства для своего повелителя, веря, нет — зная! Что он придет в сиянии божественной воли, чтобы озарять ею народы, и найдет своего верного раба, преклонено ожидающего своего господина и повелителя и хранившего его богатства от проклятых невежд поклоняющихся ложным богам.