Аашмеди. Скрижали. Скрижаль 2. Столпотворение

— Я согласен, выступать в городе опасно. — Чтоб задобрить Эги, неожиданно для Нин, поддержал старших эштарот. — Осмотримся, закупимся всем необходимым и уйдем.

— Ну, нет. Давайте хоть простенькие представления показывать.

— Это опасно. — Неожиданно упрямо, твердил дерзский Переплут.

— Ты-то в город идешь по своему делу. А нам, что там делать? Дразнить свои пустые утробы и неисполнимые желания? В мошне у Пузура не особо прибавилось, за время пока мы сюда добирались, ни накормиться, ни приодеться.

— Это правда, Нин права. Когда ты мне в последний раз дарил что-то? А как выглядят украшения, я и вовсе позабыла. — Пожаловалась Эги.

— Ладно, серебряники нам все-таки не помешают. Все равно здесь мы много не наработаем. — Согласился с доводами девушки гальнар, поддавшись давлению супруги.

— Решено — за всех заключила обрадованная Нин, — завтра идем в город.

***

Они шли вперед обуреваемые жаждой справедливого возмездия, они бежали вздымая вверх оружие, воодушевленные сплоченностью и уверенностью в своих силах. Вперед на врага, чтоб встретившись с ним лицом к лицу, выразить зародившийся гнев на подлого захватчика, посмевшего вторгнуться на их землю творя насилия, выместить всю накопившуюся злобу за все обиды и лишения, терпеливо снесенные от своих лучших людей, ради защиты от врагов и величия и процветания Великого Единодержия. Это был их первый бой, с тех пор как они вступили в добровольное ополчение, и первое задание шестидесятка, в десяток которого довелось попасть Гиру. Их полку выпала честь, выбить расположившихся на постой ополченцев противника. Застав врасплох унукцев, кишцы встретили слабое сопротивление. Но шли пока ровно, лишь сталкиваясь с теми кто не успевал убежать.

Гир имевший опыт в войнах, старался оставаться хладнокровным, помня, что излишняя горячность в бою не лучшая подмога, когда не знаешь чего ожидает впереди. Следуя древним правилам воинской чести, он не принимал законов жестокости войны и пропускал сдающихся в плен, давая возможность идущим следом вязать их, помня, что они такие же каламцы, и чтя добрые отношения его скоморошьей ватажки с простыми унукцами. Но ожесточение войны, требовало своих жертв и жертвователей, и мало кто соблюдал древние законы, не думая даже о необходимости иметь хорошего раба — бывшего умелым каменщиком или земледельцем. Не имея злобы ни к кому из сопредельных земель лично, Гир лишь выполнял свою работу, убивая не упиваясь кровью. Чего нельзя было сказать про его соратников. Даже его давний знакомец, в битвах имевший столько же опыта, вел себя как новичок, только что вошедший во вкус. Юнец, который так возмущался кощунным словам против лугаля, не отставал от своих приятелей, радуясь брызгам крови. И даже маловерный ополченец, вдруг забыл свое неприятие к войне. Видя как он неистово рубит своим тесаком черепа унукцев, недавний скоморох подивился, подумав, что должно быть насмешливый ополченец попав под подозрительное наблюдение, хотел доказать свою приверженность Кишу.

Гир хладнокровно бился, с бросающимися на них редкими храбрецами с отчаявшимися взорами, с ловкостью отбивая самые опасные удары и разя в ответ смертоносным оружием. Глядя на него, его боевые товарищи с недоумением думали: что такой умелый боец делает в глуши ополчения, а не дерется в ряду первых урсов, как настоящий дружинник? И находили ответ лишь в том, что он бережется и боится пасть в бою. И только сам Гир мог сказать, что не в радость убивать простых людей, да еще и таких же каламцев как они, и лишь опасения за родных людей заставляет его взять в руки оружие убийства.

Недолгая, но кровавая бойня закончилась. Уже никто не сопротивлялся и Гир смог с облегчением вытереть пот и опустить окровавленную секиру. Устало окинув побоище взглядом, он заметил, как рядом его юный соратник, добивая стоявшего в мольбе на коленях унукца, воткнул копье ему в глаз, и вертел им в глазнице пытаясь вытащить.

— Зачем? — С жалостью к несчастному выронил Гир, взывая к совести юноши.

— Так нельзя же бросать оружие. Меня за него еще и спросят. — Искренне не понимая, с прямодушной простотой ответил тот, продолжая с усердием вытягивать, застрявшее в черепе живого еще человека острие.

Присмотревшись к трупам противостоявших им ополченцев, Гир с ужасом узнавал в некоторых из них, вчерашних подданных Киша из захваченных земель окрест Нибиру, вынужденных по доброй ли воле или под страхом смерти, встать под стяги захватчиков, против своих сородичей.

— Это же киурийцы! — Поделился Гир своей догадкой. — Я знал этих людей, когда бывал здесь.

— Кого? Этих? — С пренебрежением ткнул в труп концом копья десятник. — Значит это не воины, а трусы недостойные похорон. Жаль легко отделались. Следовало бы предать их лютой и мучительной казни в назидание другим. Надо доложить. Возможно и среди пленников предатели Единодержия.

— Никто ничего не доложит. — Мрачно предупредил Гир.

— Чтоо??? — Опешил от наглости подчиненного десятник.

— Никто ничего не доложит. — Повторил Гир с большей твердостью.