Абанер

Много у Бородина было дум, больших и маленьких забот. Но не они одни тревожили Евграфа Васильевича. Просматривая «Учительскую газету», он часто хмурился и как-то желчно сказал жене: «Мудрят у нас в Наркомпросе. У Ленина написано — политехническое обучение. А комплексную систему откуда выкопали? Тесты, свободные расписания уроков, бригадные методы! Черт знает что!.. Этак мы развалим школу. Как думаешь, Настя?»

— Право, не знаю, чего ты разозлился? — улыбнулась жена. — Все новое — прогрессивное.

— Какое же новое? Тесты буржуазные ученые еще в 19-м веке придумали. А сейчас их в нашу педагогику тащат и прикрывают эту мерзость марксизмом. Как хочешь, Настюша, я решительно против.

Назар Назарович, наоборот, цеплялся за новые методы, всячески их расхваливал. Бородин еще не решил, как поступить, искал, но не находил выхода. Он был недоволен своим помощником, «терпел» его, но воли заместителю не давал.

Вот почему в последние дни на лбу Евграфа Васильевича все чаще поднимались морщины и сдвигались мохнатые брови. Но откуда об этом мог знать Сережа?..

РЕВОЛЮЦИЯ НЕ ОТВЕРГАЕТ ССЫЛЬНОГО

В комнате было тихо, лениво тикали старинные часы, да иногда под рукой Бородина щелкали косточки на счетах. Когда скрипнула дверь, Сережа вздрогнул от неожиданности. На пороге стоял Лойко.

Был он сегодня выше ростом, моложе, красивее. «Что с ним?» — подумал Сережа и увидел в руках Лойко большой пакет.

— Проходите, Аркадий Вениаминович, присаживайтесь, — поднялся навстречу Бородин.

— Я пришел… Я хотел показать вам вот это… — крупно шагнул учитель и подал Бородину пакет.

Евграф Васильевич вынул вчетверо сложенный лист.

— Так… Гм… Интересно! Постановление Верховного Суда по делу… «За недоказанностью и отсутствием улик приговор отменить, снять судимость, разрешить Лойко жительство в Москве…» Так это просто здорово!.. А вы не верили! Поздравляю!..

Бородин по-мальчишечьи подмигнул и долго тряс руки Лойка. Тот глядел растерянно.

— Да, не верил!.. Это вы меня заставили написать обжалование. И если бы не вы… Вы сами не знаете, сколько сделали для меня.

Сереже тоже хотелось поздравить Аркадия Вениаминовича, но вмешаться в разговор казалось неудобным. И можно ли об этом говорить с учителем?

Когда Лойко немного успокоился, Бородин спросил:

— Ну, и что вы думаете делать?

Лойко долго вертел в руках конверт.

— Право, не знаю… Это так неожиданно. Разумеется, уеду в Москву, может быть, меня снова примут на кафедру…

— А мы останемся без математика?

— Нет, почему же… Я еще не решил. Извините, я просто не собрался с мыслями.

— Да, да, не торопитесь, — понимающе сказал Бородин. — Все будет хорошо. Рад за вас. Очень.

Аркадий Вениаминович аккуратно уложил лист в конверт, спрятал в карман пальто и сидел не шевелясь.

— Вы еще что-то хотите сказать?

— Да.

— Говорите, слушаю.

Лойко поднял голову и, по-детски смущаясь, заговорил:

— Я хотел посоветоваться… По поводу брата. Я получил от него письмо.

— Вы с ним переписываетесь? — нахмурился Бородин.

— Нет, но сегодня пришло письмо. Он, видимо, живет под чужой фамилией. Подписался Смирнов, но я узнал по почерку. И адрес странный. Одесса, почта, до востребования… Спрашивает, нельзя ли приехать сюда.

— Зачем?

Лойко растерянно пожал плечами.

— Не знаю… Спрашивает, тихое ли здесь место, много ли народа, можно ли прожить год, полгода.

— Та-а-ак! — протянул Бородин, вышел из-за стола и прошелся по комнате. — Значит, он просит вас помочь ему укрыться. И вы согласны?..

— Вы мне не верите!.. Если бы я хотел помочь брату, я бы не сказал вам об этом.

На Бородина глядели обиженные глаза.

— Только не сердитесь! Слышите, не сердитесь!.. Я вам верю, но должен предупредить. У вас нет брата, Аркадий Вениаминович. Он по ту сторону реки, вы — по эту. Рано или поздно он голову сломит, а вашей зачем болеть?..

Сережа ерзал на месте. О нем, кажется, забыли, он невольно стал свидетелем серьезного разговора и не знал, напомнить ли о себе или, наоборот, сидеть тише, чтобы не заметили. И совсем некстати защекотало в носу. Сережа крепился, крепился и — громко чихнул.

Бородин крякнул, сутулые плечи пошевелились.

— Идите-ка сюда, Зорин… Гм!.. Сможете об этом помолчать? О втором письме, первое не секрет… Аркадий Вениаминович за брата не ответчик.

Сережа кивнул головой.

— Ну, вот и хорошо. А теперь поздравьте Аркадия Вениаминовича с реабилитацией.

…Вечером, приготовившись к урокам, Лойко затопил печку и сел возле огня на корточки. Когда языки пламени обхватили дрова, он вынул из кармана письмо Глеба, перечитал еще раз. Тот писал, что теперь Аркаша уже не мальчик, а муж, в ссылке, наверно, избавился «от прежних иллюзий и поможет ему в одном деле, от которого зависит много». Неясные намеки были не очень понятны, Глеб, видимо, боялся, что письмо попадет в чужие руки.

Кривые строчки с завитушками показались Лойке омерзительными, он брезгливо швырнул письмо в огонь. Через минуту оно превратилось в пепел. Аркадий Вениаминович глядел на обуглившиеся листочки и старался понять, что произошло.