Аббатство кошмаров

Скютроп час от часу делался более молчалив, таинствен и рассеян; и  все дольше пропадал у себя в башне.  Марионетта  в  том  усматривала  явственные признаки охлаждения нежной страсти.

Теперь они редко сходились по утрам наедине, а если это случалось,  то, когда она молчала в надежде, что он заговорит первым, он  не  произносил  ни звука; когда она пыталась завязать беседу, он едва ее поддерживал; когда  же она предлагала прямой вопрос, он отвечал коротко, уклончиво  и  принужденно. Но даже при таком упадке духа веселость  не  совсем  покинула  Марионетту  и порой все еще ярко сияла в сумраке Кошмарского аббатства; и если  вдруг  она замечала в Скютропе проблески неугасшей либо воротившейся  страсти,  страсть ее терзать своего любовника тотчас брала верх над тоскою и  склонностью,  но только не над  любопытством,  которого  вовсе  не  желал  он  удовлетворять. Веселость, однако ж, в большой мере была наигранна и  обыкновенно  исчезала, как только исчезал обидчивый Стрефон, которому назло  она  пускалась  в ход. Genius Loci, tutela  {Гений  места,  покровитель}  Кошмарского аббатства,  дух  черной  меланхолии  начал  запечатлевать  свою  печать   на побледневших щеках ее. Скютроп заметил перемену, нежность вновь вспыхнула  в нем, и он уже изо всех сил старался утешить опечаленную  деву,  заверяя  ее, что мнимое безразличие вызвано было лишь тем, что он  всецело  погрузился  в мысли  о  весьма  успешном  плане  преобразования  человеческого   общества. Марионетта называла его неблагодарным, жестоким, бессердечным и упреки  свои сопровождала слезами и вздохами. Бедный Скютроп  с  каждой  минутой  делался нежней и послушней и наконец бросился к ее  ногам,  восклицая,  что  никакое соперничество красоты самой ослепительной, гения самого трансцендентального, талантов самых  утонченных  и  философии  самой  истинной  не  заставит  его отказаться от божественной Марионетты.

"Соперничество!" - подумала Марионетта и вдруг с видом самого  ледяного безразличия она сказала:

- Вы вольны, сэр, поступать как вам  вздумается;  прошу  вас  следовать своим планам, меня не принимая в расчет.

Скютроп был потрясен. Куда девались любовь ее и отчаяние. Не поднимаясь с колен, осыпая  ее  руку  робкими  поцелуями,  он  произнес  с  несказанной печалью:

- Так вы не любите меня, Марионетта?

- Нет, - отвечала Марионетта с холодным самообладанием. - Нет.

Скютроп все еще недоверчиво смотрел на нее.

- Нет, - повторила она.

- О! Что ж, прекрасно! - сказал он, вставая. -  Коли  так,  найдутся  и такие...

- Разумеется, найдутся,  сэр.  И  неужели  же  вы  думаете,  что  я  не разгадала ваших намерений, жестокое чудовище?

- Моих намерений? Марионетта!

- Да, ваших намерений, Скютроп. Вы явились сюда, чтоб со мной  порвать, но так, чтоб первое слово сказала я, а не вы, и тем  хотели  успокоить  свою жалкую совесть. Но не думайте, что вы уж очень много для  меня  значите.  Вы ничего для меня не значите. Ничего. И подите прочь. Я отвергаю вас. Слышите? Подите прочь. Отчего же вы не уходите?

Скютроп пытался было возражать, но тщетно. Она настаивала на том,  чтоб он ее покинул, до тех пор, пока он в простоте своего  сердца  чуть  было  не покорился. Когда он был уже у порога, Марионетта сказала:

- Прощайте, - Скютроп оглянулся.

- Прощайте, Скютроп, - повторила она. - Вы меня более не увидите.

- Не увижу вас, Марионетта?

- Я уеду отсюда завтра, быть может, нынче же; и  прежде  чем  мы  снова свидимся, один из нас будет уже обвенчан, а значит, все равно что умрет  для другого, Скютроп.

Внезапно изменившийся на последних словах голос и последовавшие за  тем рыданья словно электричеством пронзили чистосердечного юношу;  и  тотчас  же произошло полное примирение без всяких слов.

Иные ученые крючкотворы уверяют, будто у любви  нет  языка  и  что  все ссоры  и  несогласия  любовников   происходят   от   несчастливой   привычки употреблять слова там, где они  невозможны;  что  любовь,  будучи  порождена взглядами,  то  есть  физиогномическим  выражением   сродства   душ,   через постепенное  нарастание  знаков  и  символов  нежности  стремится  к  своему вожделенному венцу;  и  следственно,  для  доказательства  сродства  душ  не понадобилось бы и единого слова, когда б неумолимое общество  не  громоздило на пути любящих до того многочисленных препятствий в виде брачных контрактов и церемоний, родителей и опекунов, адвокатов, ростовщиков-евреев и пасторов, что не один отважный  рыцарь  (вынужденный  для  обладания  плодом  Гесперид пробиваться сквозь толпу этих чудищ) либо тотчас отказался  от  всей  затеи, либо потерпел поражение, не достигнув счастья; и  столько  разговоров  вдруг ведется вокруг предмета, их не требующего  и  не  терпящего,  что  робкий  и нежный дух любви часто упархивает вместе с крылатыми  словами,  против  воли навязанными ему в услугу.

В эту минуту дверь отворилась, и вошел мистер Сплин.  Он  сел  рядом  с ними и сказал: