Аббатство кошмаров

Мистер Астериас: Как же иначе, когда пираты, разбойники  с  большой  дороги  и  прочие разновидности обширного рода Душегубов  -  суть  высший  идеал  деятельности практической точно так как желчная  и  уничижающая  мизантропия  есть  идеал деятельности умственной. Насупленный лоб и  загробный  голос  -  необходимые ныне признаки хороших манер. И зловещий, иссушающий,  смертоносный  сирокко, дышащий нравственным  и  политическим  отчаянием,  несется  теперь  по  всем урочищам нашего Парнаса. Наука же спокойно следует своим путем, питая юность восторгами  чистыми  и  пылкими,  зрелости  доставляя  труды   спокойные   и благодатные, а старости даря воспоминания и несчетные темы для целительных и ясных размышлений; и  коль  скоро  жрец  ее  одаряем  бескорыстным  счастием обогащать ум и множить благо общества,  он  стоит  выше  неверного  людского приговора, мирских волнений и превратностей  судьбы.  Природа  -  великое  и неистощимое его сокровище. Дни его не вмещают всех отпущенных ему  радостей. Скука бежит его дверей. В согласии с миром и  собственным  разумом,  он  сам себе довлеет, радует всех вокруг  и  встречает  свой  закат  как  завершенье долгого  и  благодатного  дня.  

Его сиятельство мистер Лежебок: Хотелось бы и мне так прожить, но, боюсь, я бы не вынес напряжения. К тому же я закончил курс в колледже. Я ухитряюсь одолевать свой день,  убивая утро в постели, вечер в гостиных; переодеваясь  и  обедая  в  промежутках  и затыкая редкие дыры пустого времени с помощью легкого чтения. И в том  милом недружелюбии, за какое корите вы нынешнюю салонную литературу нашу, черпаю я духовные силы для любимого моего занятия - ничегонеделания, ибо укрепляюсь в мысли, что никто не достоин того, чтобы что-то для него делать.

Марионетта: Но не выдают ли себя невольно авторы подобных сочинений? Нет ли в них противоречия? Ибо кто же, от души ненавидя и презирая  свет,  станет  всякие три месяца публиковать толстый том затем только, чтоб сообщить об этом?

Мистер Флоски: Тут есть  тайна,  которую  я  поясню  туманным  замечаньем.  Согласно Беркли, esse  всех  вещей  есть  percipi.  Они  существуют  постольку, поскольку мы их ощущаем. Однако, оставя проблемы и  частности,  касаемые  до материального мира,  материалистам,  хилиастам  и  антихилиастам,  ибо поистине этот вопрос нелегкий, обсуждаем теми, кто не в своем уме и чужд сей теме (поскольку лишь трансценденталисты не  чужды  ни  этой,  ни  какой другой теме), мы можем с полной уверенностью утверждать,  что  esse  счастья есть percipi. Они существуют постольку, поскольку мы его  ощущаем.  Элементы радости и страданья нашего есть повсюду. Степень  счастия,  которым  одаряет нас любое обстоятельство или  предмет,  зависит  от  нашего  настроения  или расположения. Вникните в  смысл  обычных  оборотов  -  "дурное  расположение духа", "веселое настроение", и вы поймете, что истина, за которую  я  ратую, общепринята.

(Мистер Флоски внезапно  осекся;  он  понял,  что  невольно  вторгся  в область здравого смысла)

Мистер Пикник: В  самом  деле.  Веселое  настроение   всюду   находит   повод   для удовольствия. В городе и в деревне, в обществе и наедине, в театре и в лесу, средь шумной толпы и средь молчанья гор - всюду есть поводы для  размышлений и радости.  Один  вид  радости  -  слушать  музыку  "Дон  Жуана"  в  театре, сверкающем огнями и блещущем нарядами красавиц; другой вид  ее  -  плыть  на закате по лону мирных  вод,  в  тиши,  возмущаемой  лишь  всплесками  весла. Веселое настроение извлечет из того и другого радость,  дурное  расположение духа и в том и другом сыщет лишь недостатки  и  сравненьями  подкрепит  свою склонность к недовольству. Один собирает лишь розы, другой лишь  крапиву  на своем пути. Одному дана способность наслаждаться всем, другой ничем не может насладиться. Один живо ощущает все радости, какие ему даны; другой  обращает их в страданья, устремляясь к чему-то лучшему, которое оттого только  лучше, что ему не дано, а если было бы ему  дано,  не  показалось  бы  лучшим.  Эти мрачные умы в жизни то же, что  критики  в  литературе;  они  замечают  лишь изъяны, потому что глаза их закрыты для прекрасного. Критик  из  кожи  лезет вон, чтобы загубить нарождающийся гений; и ежели вопреки  стараньям  критика он растет, тот его не замечает; а  потом  жалуется  на  упадок  словесности. Подобно ему, и враг  общества  хулит  людские  и  общественные  пороки,  сам ограждаясь от всего доброго и изо всех сил стараясь загубить счастие свое  и ближних. Мизантропия часто результат обманутого  великодушия;  но  еще  чаще порождает ее заносчивая суетность, которая не в ладу с целым светом лишь  за то, что он ценит ее по заслугам.