Аббатство кошмаров

Его преподобие мистер Горло: Разве же святой Петр святой заступник Кадиса? (На этот вопрос никто не умел ответить,  и  мистер  Астериас  продолжал свой рассказ) Они обращались к нему на многих языках, но он оставался нем как рыба. Призвали святых братьев, те изгнали из него беса; но и  бес  оставался  нем. Несколько дней спустя он произнес слово "Лиерган".  Монах  повез  его  в  ту деревню. Мать и домашние узнали его и раскрыли ему объятья; но он был  столь же бесчувствен к их ласкам, как была бы любая рыба на его  месте.  Тело  его покрывала чешуя; она постепенно спадала;  однако  под  ней  проступала  кожа грубая и твердая, как шагрень. Он  провел  в  родном  доме  девять  лет,  не научившись ни говорить, ни мыслить;  потом  он  снова  исчез;  а  еще  через несколько лет один старый его знакомец увидел, как он высунул голову из воды неподалеку от берегов Астурии. Все эти факты подтверждены  его  братьями,  а также Доном Гаспардо де ла Риба Агуеро, членом ордена святого  Иакова, жившим близ Лиергано и  нередко  имевшим  удовольствие  ужинать  в  обществе означенного  тритона.  Плиний  упоминает  о  посольстве   к   Тиберию Олиссипоньян с известием, что они слышали, как тритон играл на арфе в некоей пещере; и сообщает еще многие достоверные факты о тритонах и нереидах.

Его сиятельство мистер Лежебок: Я, право, удивлен. Сколько раз бывал я на  море,  и  в  самый  разгар сезона, а русалок, кажется, не видел. (Он позвонил, и явился  Сильвупле,  по виду которого тотчас стало ясно, что ему море по колено) Сильвупле! Видел я когда-нибудь русалку?

Сильвупле: Русалку, сэр?

Его сиятельство мистер Лежебок: Ну, полудеву-полурыбу?

Сильвупле: А! Полу рыбу! Да, и очень часто, сэр. Тут на кухне все девы  -  такие рыбы - ma foi {ей-богу}! И хоть бы один быль погоряшей, все  холедный и грюсный, как могила.

Его сиятельство мистер Лежебок: Да нет же, Сильвупле, это не рыба, не...

Сильвупле: Ни рыба ни мясо, сэр?

Его сиятельство мистер Лежебок: Нет, не то, это такое чудо-юдо...

Сильвупле: Чудо-юдо! А! Я поняль, сэр! Да мы только их и видим, с  тех  пор  как уехаль из города!

Его сиятельство мистер Лежебок: Однако, ты выпил больше, чем следовало.

Сильвупле: Нет, мосье. Меньше, чем следовало. Болетный воздух ошнь вреден?  и  я попил с Вороном-дворецким для пользы здоровья.

Его сиятельство мистер Лежебок: Сильвупле! Я требую, чтоб ты был трезв.

Сильвупле: Oui, monsieur, я  буду  трезв,  как  преподобнейший  брат  Жан. Дворецкий чудо-юдо и так напилься, что сталь нем как рыба.  Но  я  бы  более хотель деву-рыбу. Ах!  Вспомнил  песенку,  как  это...  "Рыба  хорош,  когда горяча, но горячая дева лучше леща!" (Уходит)

Его сиятельство мистер Лежебок: Я потрясен. Никогда еще не видывал я каналью в  таком  состоянии.  Но позволите ли, мистер Астериас, задать  вам  вопрос  о  cui  bono  {для  чего} трудов и средств ваших, затраченных на поиски  русалки?  Cui  bono, сэр, есть вопрос, какой я всегда беру на себя смелость задавать, когда вижу, как кто-то очень о чем-то радеет. Сам я по природе синьор Пококуранте и желал бы знать, есть ли что на свете лучше и приятнее, нежели существовать и ничего не делать.

Мистер Астериас: Я много путешествовал, мистер Лежебок, по берегам пустым и дальним, я исколесил земли скудные и неприветливые. Я не бежал опасности, я претерпевал труды, я изведал лишения. И притом испытал я радости,  какие  никогда  б  не променял на то, чтоб существовать и ничего не делать. Я знал немало бед,  но не изведал худшей, под которой понимаю я все несчетные разновидности  скуки: хандру,  досаду,   ипохондрию,   черную   меланхолию,   времяпрепровожденье, разочарованье, мизантропию - и всю бесконечную чреду их следствий:  капризы, сварливость, подозрительность, ревность и страхи, которые равно  заразили  и общество наше, и его словесность; и которые обратили бы человеческий разум в Ледовитый океан, когда бы более человечные устремленья философии и науки  не сохраняли в нас чувств высших и побуждений ценнейших.

Его сиятельство мистер Лежебок: Вы, однако ж, изволите строго судить нашу модную литературу.