Абсолютное оружие

– Совсем другое дело, – заметил Джексон, отвечая на приветствие несколькими изящными взмахами руки. – Вот теперь я чувствую себя как дома. А сейчас, полагаю, вы отведете меня к своему вождю, покажете город и все такое прочее. Я поживу с вами, выучу тарабарщину, и мы с вами малость потолкуем. А после – дельце будет обстряпано в наилучшем виде. Вперед!

И Джексон резвым шагом двинулся в сторону города. После недолгого размышления его вновь приобретенные друзья потопали вслед за ним.

Пока все шло согласно плану.

Джексон, как, впрочем, и остальные подрядчики, был исключительных способностей полиглотом. Своими основными инструментами он считал необыкновенную память и в высшей степени тонкий слух. Но что куда более важно, он обладал поразительной способностью к языкам и сверхъестественной интуицией понимания их смысла. Сталкиваясь с непонятным языком, Джексон быстро и безошибочно выделял главные языковые элементы и основные конструкционные блоки словопостроения. И уж совсем без усилия распределял вокализации в вопросительные, волевые или эмоциональные аспекты речи. Для его тренированного уха грамматические конструкции не представляли особых трудностей, с суффиксами и приставками проблем тоже не возникало, а потому построение слова давалось ему с легкостью. Джексон не сильно разбирался в лингвистике как науке, но это ему и не требовалось, поскольку он был прирожденным лингвистом и интуитивно понимал то, что описывают и изучают лингвисты-ученые.

Ему еще не попадался язык, которого он бы не смог освоить.

И признаться, он и не рассчитывал где-либо такой встретить. Джексон, бывало, частенько говаривал своим друзьям по нью-йоркскому Клубу вилкообразного языка: «Знаете, бездельники, на самом деле в языках чужаков нет ничего сложного. По крайней мере, еще не было такого, которого бы я не освоил. Честно. Уверяю вас, братцы, что человек, способный изъясняться на сиукском или кхмерском, и среди звезд не встретит особых трудностей».

Так это и было до того дня, как…

В городе Джексону пришлось вытерпеть множество утомительных церемоний, которые растянулись на целые трое суток. Не проходило и дня, чтобы пришельца из космоса не тащили к кому-нибудь. Вполне естественно, что каждый – будь то мэр, губернатор, президент или старейшина, включая их жен, – желал пожать пришельцу руку. Конечно, всех их понять можно, но Джексон не терпел пустой траты времени. Он должен выполнять свою работу, пусть и не очень-то приятную; и чем раньше ее начнет, тем раньше закончит.

На четвертый день он сумел свести официальную муру к минимуму и с готовностью приступил к изучению местного языка.

Язык, и это скажет вам любой лингвист, несомненно, самое прекрасное творение разума. Однако его красота таит определенный элемент опасности. Язык можно сравнить с постоянно изменчивым ликом моря. Подобно морю, никогда нельзя угадать наверняка, какие рифы скрываются в его глубинах. Прозрачная вода порой прячет самые коварные отмели.

Джексон, хорошо подготовленный к самым разнообразным языковым каверзам, поначалу не встретил никаких. На основном языке (хон) планеты (На) говорило подавляющее большинство ее обитателей (Эн-а-То-На, буквально – люди, живущие на На, или нанианцы, как предпочел называть их Джексон). А сам хон показался языком и вовсе бесхитростным. Для определения одного понятия в нем допускался только один термин; смещения, наложения и агглютинации полностью исключались. Конструкция понятий состояла из последовательностей простых слов (например, «космический корабль» – хо-па-ай-аи, то есть «лодка, летающая по небу»). Таким образом, хон очень напоминал китайский. Различия в ударениях употреблялись не только для разделения антонимов, но и для позиционного чередования гласных – с целью выражения «ощущения реальности», физического дискомфорта и трех категорий приятного ожидания. Для компетентного лингвиста все это не представляло ни трудностей, ни особого интереса.

Разумеется, язык вроде хона всегда довольно зануден из-за длинного списка слов, требующих запоминания. Однако ударения и сочетания слов давались ему легко, тем более что они-то и несли основную смысловую нагрузку. Поэтому, взвесив все и вся, Джексон остался доволен и усваивал язык с обычной для себя скоростью.

Спустя примерно неделю наступил день триумфа, когда Джексон смог сказать своему учителю: «Самого доброго дня вам, уважаемый учитель. Как ваше благословенное здоровье в сей восхитительный день?»

«Примите поздравления с наилучшим ирд-ванк! – с благожелательной улыбкой ответил учитель. – Ваше произношение, уважаемый ученик, безупречно! Воистину гор-нак, а ваша способность к восприятию моего разлюбезного родного языка превыше всяких ур-нак-тай».