Аччелерандо

– В форме? Я-то? – Он издает короткий смешок. – Раньше у меня за секунду идейки рождались, а теперь – дай боже раз в год что-то проклевывается. Я всего лишь древняя и подверженная меланхолии стайка птичек.

– Да, но ты же знаешь старую поговорку? У лисы много идей, у ежика всего одна, зато какая!

– Ну и какая же у меня идея? – Манфред наклоняется вперед, опершись локтем на стол, одним глазом сосредоточившись на внутреннем пространстве, где перегретая ветвь сознания обстреливает его псефологическими индексами производительности, анализируя предстоящую игру. – Вот к чему, по-твоему, я иду?

– По-моему… – Тут Аннет прерывается и глядит ему за плечо. Флер уединенности развеивается вмиг; Манфред в легком испуге оглядывается и видит, что сад полон гостей. Не меньше полусотни, и все столпились как сельди в бочке, каждый пытается перекричать стоящий вокруг шум.

– Джанни! – Аннет, просияв, встает из-за стола. – Вот это да! Когда успел?

Манфред моргает. Гость с виду гибок и молод, в движениях чувствуется юношеское изящество, но нет и следа неловкости или угрюмости. Этот парень гораздо старше, чем выглядит. Птенец с виду, ястреб в генах… Джанни? Манфред вспоминает, как звонил в дверь в жарком и пыльном Риме. Белый банный халат, экономика дефицита, автограф мертвой руки фон Неймана. Неохватный поток воспоминаний сотрясает экзокортекс.

– Джанни? – спрашивает он, не веря глазам. – Вот это встреча! Сколько лет, сколько зим!

Представитель золотой молодежи, воплощение образа столичного альфонса нулевых, широко ухмыляется и заключает Манфреда в медвежьи объятия, а затем, непринужденно чмокнув Аннет в щеку, садится на скамейку рядом с ней.

– Как же хорошо снова повстречать старых друзей. Сколько воды утекло! – Пытливо шаря глазами по сторонам, Джанни ухмыляется. – Прекрасная, истинно баварская здесь у них обстановка. – Он щелкает пальцами. – Мне, пожалуйста… ребятки, а посоветуйте что-нибудь? Я так давно в последний раз пил пиво… ну, в этом теле – вообще еще не пил. – Он смеется.

– Ты ресимулирован? – спрашивает Манфред, не в силах сдержаться.

Аннет неодобрительно хмурится на него:

– Нет, глупый! Он же прошел через ворота телепорта…

– Оу. – Манфред качает головой. – Тогда прошу прощения.

– Забей. – Джанни Виттория явно не прочь, чтобы его приняли за историческую модель, а не за того, кто прошел через десятилетия трудным путем. Сейчас ему, должно быть, уже за сто, отмечает Манфред, не утруждаясь тем, чтобы создать поисковой запрос и выведать наверняка.

– Пришло время перемен, а старое тело не захотело меняться вместе со мной, так почему бы не принять неизбежное?

– Не знал, что ты дуалист, – печально говорит Манфред.

– Ну так я и не дуалист. Но и не дурак – это точно. – Джанни на мгновение перестает улыбаться. Бывший министр по трансгуманистическим делам, экономический теоретик, а затем ушедший в отставку старейшина племени поликогнитивных либералов – это вам не баран чихнул. – Я никогда раньше не загружался, не менял тела и не телепортировался. Даже когда мое старое тело совсем сдавать стало. Может быть, я его слишком истрепал. Но вот я здесь, в добром здравии, что может быть лучше?

– Это ты его пригласила? – Манфред вопросительно смотрит на Аннет.

– А почему бы и нет? – У нее в глазах злой блеск. – Неужели ты думаешь, что я жила как монахиня, пока ты курлыкал по-голубиному? Мы, конечно, выступали против того, чтобы развоплотившихся считать умершими, Манфред, но всему есть предел.

Манфред переводит взгляд с Аннет на Джанни, потом смущенно пожимает плечами.

– Я покамест привыкаю к бытию человеком, – оправдывается он. – Дадите мне время наверстать упущенное? Хотя бы в эмоциональной сфере. – Осознание того, что у Джанни и Аннет есть общая история, не стало для него неожиданностью: в конце концов, это одна из тех вещей, с которыми вы должны смириться, если отказываетесь от членства в человеческом виде. По крайней мере, подавление либидо тут помогает, понимает он, не собираясь никого смущать предложением тройничка. Он сосредотачивается на Джанни.

– У меня такое чувство, что я здесь с какой-то целью, о которой мне никто не сказал, – медленно произносит он. – Почему бы вам не выложить, что у вас на уме?

Джанни пожимает плечами.

– У тебя уже есть общая картина. Мы – люди, метачеловеки, дополненные люди. Но постлюди – это вещи, которые людьми-то никогда по-настоящему и не были. Дурное Семя вошло в подростковый период – и намерено подмять местечко под себя, чтобы закатить тут вечеринку. Все дурные предзнаменования сходятся, не кажется ли тебе?..

Манфред смеряет его долгим взглядом.