Соединенным Штатам для укрепления своей экономики, напротив, вовсе не надо было бросать вызов военной мощи Великобритании. Как мы уже говорили в главе 8, все, что было нужно, так это: 1) предоставить Великобритании и ее врагам возможность истощить друг друга в военном и финансовом отношениях; и 2) самим обогащаться за счет поставки товаров и кредитов той из воюющих сторон, которая оказывалась состоятельнее; наконец, 3) на последней стадии вмешаться в военные действия, чтобы получить право продиктовать подходящие условия мира, которые позволили бы им пользоваться собственной экономической мощью на как можно большем пространстве. На сегодняшний день не видно новой военной силы, обнаруживающей хоть какую-то склонность бросать вызов доминантному государству. И тем не менее это доминантное государство втянулось в войну, которой не видно конца, чтобы продемонстрировать то, что продемонстрировать невозможно. А именно: что оно способно навязывать миру свои интересы и свои ценности, пользуясь высокой способностью своих вооруженных сил к разрушению. В этих условиях не будет ли оптимальной такая стратегия Китая в отношениях с Соединенными Штатами, которая была бы некоторым вариантом давнишней стратегии США в отношении Великобритании? И не лучше ли для Китая: 1) дать Соединенным Штатам истощиться в военном и финансовом отношениях в бесконечной войне с терроризмом; 2) обогатиться поставкой товаров и кредитов все более несостоятельной сверхдержаве; и 3) использовать свои растущий национальный рынок и национальное богатство для перетягивания на свою сторону новых союзников (включая некоторые американские корпорации), чтобы установить новый миропорядок, центром которого стал бы Китай, но необязательно он будет самым сильным в военном отношении?
То, что Миршеймер даже не принимает во внимание такую возможность, отражает общее отношение американцев, которые вопрос последствий прогнозируемого возвышения Китая рассматривают исключительно в терминах соперничества, а не сотрудничества нынешних и будущих великих держав. Так, сложившиеся на сегодня отношения США и Китая обычно сравнивают с отношениями Германии и Великобритании в конце XIX — начале XX века, или с отношениями Японии и США в период между войнами, или с отношениями США и СССР после Второй мировой войны. Удивительно, но большинство американских аналитиков не замечают самого подходящего сравнения — сравнения современных отношений США и Китая с отношениями государства-гегемона конца XIX — начала XX века (Соединенное Королевство) и самого активно развивавшегося государства той эпохи (Соединенные Штаты). Эти отношения прошли путь от глубокой взаимной вражды до все большего сотрудничества, причем именно тогда, когда Соединенные Штаты начали угрожать гегемонии британцев на региональном и мировом уровнях[559]
. Если такое случалось раньше, почему же этому не повториться теперь? Теория, не дающая ответа на данный вопрос и предсказывающая, что Соединенные Штаты и Китай движутся к неотвратимой военной конфронтации (через двадцать-тридцать лет), хуже, чем отсутствие теории вообще.Тем более что теория Миршеймера (а также представления Каплана и Пинкертона, о которых мы говорили в главе 10) совершенно игнорирует исторический опыт межгосударственных отношений собственно в Восточной Азии. В настоящей главе мы ставим себе целью показать, что долгосрочная динамика развития, кардинально отличающаяся от западной, на которой основана теория Миршеймера, характерна не только для Китая (как отмечает Киссинджер), но и для всей системы межгосударственных отношений в Восточной Азии. Развитие этих особых отношений привело к тому, что уже в XVHI — начале XIX века здесь широко признавали первенство Китая в государственном строительстве и создании национальной экономики. Одновременно были заложены основы дальнейшего включения Восточной Азии в структуры охватившей мир европейской системы на правах подчиненности. Это включение изменило, но не разрушило сложившуюся к тому времени региональную систему межгосударственных отношений. Более того, включенная система повлияла и на саму включившую ее западную систему. В результате возникли гибридные политико-экономические формы, в особенности способствовавшие экономическому возрождению Восточной Азии и такому последующему преображению мира, которого не предполагали теории, основанные на одном лишь западном опыте.