Как мы уже замечали, возможности для роста китайской диаспоры, которая веками оставалась главным источником распространения капитализма, прораставшего в щелях, оставленных синоцентричной вассальной системой торговли, чрезвычайно усилились после включения Восточной Азии в структуры глобализующейся системы с центром в Соединенном Королевстве. В начале XX века некоторые элементы китайской диаспоры попытались обратить свое возросшее экономическое влияние в политическое влияние в материковом Китае, поддержав революцию 1911 года и Гоминьдан в гражданской войне. Но эта попытка провалилась из-за наступившего политического хаоса, захвата прибрежных районов Китая Японией и последующего поражения Гоминьдана в борьбе с Китайской коммунистической партией[636]
.После победы коммунистического режима ряды китайских предпринимателей за границей пополнились в результате новой волны миграции в Юго-Восточную Азию, особенно в Гонконг и на Тайвань, и в США. Вскоре корейская война оживила межрегиональную торговлю, и перед китайцами диаспоры открылись новые возможности; такое же оживление произошло и после выхода из региона европейских и американских больших предприятий колониальной эпохи и появления здесь новых транснациональных корпораций, которые нуждались в надежных партнерах по совместным предприятиям[637]
. Впрочем, когда после корейской войны американцы установили односторонний режим, китайцы диаспоры перестали выступать как коммерческие посредники между материковым Китаем и окружающим его морским регионом. Этому в равной степени способствовали как наложенное Соединенными Штатами эмбарго на торговлю с КНР, так и китайские торговые ограничения. В 1950-1960-е годы распространению китайского капитала мешало развитие национализма, а также идеологии и практики национально-освободительного движения в Юго-Восточной Азии. Однако, несмотря на все эти неблагоприятные условия, деловые сети, созданные китайцами диаспоры, еще больше консолидировались, занимая командные высоты в большинстве стран Юго-Восточной Азии[638].Таким образом, заграничному китайскому капиталу удалось занять исключительно выгодные позиции для получения прибыли от трансграничной экспансии японских многослойных систем, использующих субподряды, а также от роста спроса со стороны американских корпораций на партнеров по бизнесу в регионе. Чем больше усиливалась конкуренция за низкооплачиваемую и высококвалифицированную восточноазиатскую рабочую силу, тем значительней становилась роль китайцев диаспоры как создателей действенных капиталистических сетей в регионе, причем эти сети во многом были эффективнее американских и японских транснациональных компаний[639]
. Эти возможности обогащения и усиления многократно возросли, когда в 1980-е годы материковый Китай реинтегрировался в региональный и глобальный рынки. Решающим здесь стало открытие КНР для торговли с другими странами и для иностранных инвестиций, что положило начало совершенно новому этапу восточноазиатского возрождения — этапу перемещения центра региональной экономики в Китай. Теперь мы переходим к рассмотрению этого нового этапа.Глава 12. Истоки и динамика подъема Китая
Мы не можем согласиться с широко распространенным мнением, будто особая привлекательность КНР для иностранного капитала состоит в огромном и дешевом рынке рабочей силы как таковой: трудовых ресурсов в мире много, но нигде они не привлекали капитал в таких размерах, как в Китае. Особая привлекательность китайской рабочей силы состоит в ее высоком качестве — в смысле здоровья, образования и способности к самоуправлению — в сочетании с быстрым формированием внутри самого Китая условий спроса и предложения для продуктивной мобилизации этих резервов рабочей силы. Причем это сочетание есть не результат деятельности иностранного капитала, но результат процесса развития, основанного на национальных традициях, включая даже революционную традицию, собственно, и породившую КНР. Иностранный капитал включился в этот процесс позже, в некоторых аспектах поддерживая его, но в чем-то ему и препятствуя.