Рост японской экономики в 1980-е годы не был обусловлен каким-то большим технологическим прорывом. Главным для этого роста стал организационный фактор. Как говорилось в главе 6, распространение в мире вертикально интегрированных транснациональных корпораций усилило их взаимную конкуренцию, вынуждая идти на субконтракты с мелкими предприятиями, которым стали передавать некоторые виды деятельности, раньше осуществлявшиеся внутри самих этих корпораций. Тенденция к вертикальной интеграции и бюрократизации бизнеса, которая с 1870-х годов приносила огромные доходы американскому капиталу, теперь уступила место тенденции к созданию неформальных сетей и связанному с этим оживлению мелкого бизнеса. Эта тенденция присутствовала повсюду, но особенно успешно она проводилась в Восточной Азии. Как сообщает Japan’s External Trade Organization, без многочисленных формально независимых субподрядчиков «японский бизнес утонул бы». С начала 1970-х размеры этой многослойной системы субконтрактов быстро росли, захватывая все больше стран Восточной Азии[632]
.При этом, хотя ведущей силой этого распространения был 382 японский капитал, велика была и зависимость от бизнес-сетей китайцев, живших за границей, которые с самого начала стали посредниками между японскими и местными предприятиями не только в Сингапуре, Гонконге и на Тайване, но и в большинстве стран Юго-Восточной Азии, где китайские меньшинства занимали командные позиции в местных бизнес-структурах. Так что распространение японской многослойной системы субконтрактов на весь регион поддерживалось сверху политическим патронажем США, а снизу — китайским коммерческим и финансовым патронажем[633]
.Со временем, однако, патронаж (как сверху, так и снизу) начал сдерживать способность японского бизнеса возглавлять региональную экономическую интеграцию и экспансию. Как сетовал в начале 1990-х представитель крупного японского бизнеса, «у нас нет военной силы. Японские бизнесмены никак не могут влиять на принятие политических решений другими странами... Иное дело американский бизнес, и над этим японским бизнесменам следует задуматься»[634]
.Указанное отличие означало не только то, что Япония никак не могла сравниться с Соединенными Штатами в способности оказывать влияние на политику третьих стран. Оно означало также то, что собственная политика Японии находилась в гораздо большей зависимости от интересов США, чем политика США от интересов Японии. Эта асимметрия не представляла проблемы, пока действовал послевоенный режим помощи и «великодушной» торговли с США. Однако, как мы уже упоминали в главе 9, к 1980-м — началу 1990-х годов этот режим был вытеснен настоящим «защитным» рэкетом, при помощи которого удавалось получить от Японии торговые уступки — такие как масштабная ревальвация иены и добровольные ограничения экспорта. Велико значение и прямых расчетов за «защиту» вроде тех, что пошли на оплату войны в Заливе. В этих обстоятельствах отношения политического обмена между Японией и США становились все менее выгодными.
Более того, американский бизнес начинает реструктурироваться, чтобы эффективнее конкурировать с японским бизнесом в эксплуатации восточноазиатских запасов рабочей силы и предпринимательских ресурсов — не только путем прямых инвестиций, но прежде всего посредством всякого рода субподрядов в слабо интегрированных структурах. Как отмечалось в главе 10, эта тенденция привела к вытеснению американских вертикально интегрированных корпораций вроде General Motors корпорациями, прибегающими к субподрядам, такими как Wal-Mart. Как продемонстрировали Гэри Гамильтон (Gary Hamilton) и Чан Вэй-ан (Chang Wei-An), заключение субподрядов под влиянием спроса, как это сделала Wal-Mart, было отличительной чертой большого бизнеса позднеимператорского Китая и до сих пор остается преобладающей формой бизнеса на Тайване и в Гонконге[635]
. Вот почему мы можем считать создание и распространение американских деловых сетей на основе субподрядов еще одним проявлением конвергенции Запада в сторону восточноазиатских моделей бизнеса. Несмотря на эту конвергенцию, не японский и не американский капитал больше всего выиграл от включения восточноазиатских сетей с субподрядами в усиливающуюся конкурентную борьбу между ведущими капиталистическими организациями. Больше всего выиграл еще один участник процесса развития по восточноазиатскому пути — живущая за границами Китая китайская диаспора.