Адептка, какого тлена?

А я вместо ответа впилась ногтями в его плечи, царапнув кожу. А затем мои пальцы скользнули на мужскую грудь. Твердую. Гладкую. Пылавшую жаром. Подушечки погладили кристаллы, вживленные в кожу в районе сердца. А затем моя рука двинулась по кубикам напряженного пресса к пряжке ремня. И чем ниже были ладони, тем выше напряжение внутри меня самой.

Мы с Хардом были совершенно разными. Он словно свет луны. Я рыжее солнце. У него на плечах завораживающая своей правильной строгостью вязь тонкого металла под кожей. У меня на груди – россыпь веснушек, прикрытых кружевом и шелком.

Точнее, уже почти не прикрытая. Рассветный успел спустить лямочки так, что край исподнего оказался почти в районе талии. И сейчас Хард неотрывно смотрел на дело рук, точнее, губ своих. И я чувствовала, как внутри меня от этого откровенного мужского взгляда закипает кровь, поднимаясь к самым кончикам ушей.

А у одного рассветного – не только она. И причем давно. Короткий, какой-то утробный рык. Хард качнулся, вдавливаясь бедрами в меня. Трение его штанов о мои. Такое откровенное. От которого там, внизу, стало горячо. Настолько, что еще миг промедления – и я взорвусь, сгорю, превращусь в пепел.

Короткий обжигающий поцелуй. И сильные мужские руки подхватили меня. Мимолетное кружение. Забег по лестнице, и вот я уже лопатками ощутила прохладу простыней. А еще ладони Харда, что скользнули по моему животу под опушку штанов.

И от этого мимолетного движения мне показалось, что тело прошила молния. А потом еще одна, когда Хард, стянув с меня остатки верхней одежды, поцеловал внутреннюю поверхность бедра. А затем его губы двинулись выше, чтобы на талии подцепить край исподнего и стянуть и его, оставив меня в одной сорочке, которая и так почти капитулировала. Но вскоре и она отправилась на пол к остальной одежде.

А ладони рассветного все скользили и скользили по моему телу, сжимая, гладя, чуть надавливая и лаская. В какой-то момент стало настолько жарко, что я оказалась не в силах вынести это и потянулась, прогибаясь, к Харду.

А в следующий момент почувствовала проникновение и…

– У меня до тебя… – выдохнула я, понимая, что слегка поздно.

– Мне неважно, кто был у тебя до, – услышала я жаркий шепот.

– Никого, – выпалила я.

Хард замер. И медленно, осторожно приподнялся, посмотрев мне в глаза. Видела, что контроль дается ему ценой неимоверных усилий, но он все же остановился и выдохнул.

– Я бы обрадовался этому еще больше, узнай чуть раньше, – признался рассветный, которого я сбила своим признанием на самом взлете, когда вожжи уже отпущены и замедления скорости и остановок уже не предвидится.

А я вдруг подумала, как меня сейчас видит Хард: с растрепанным облаком волос, губами, припухшими от поцелуев, потную, со сбившимся дыханием, словно после безумной гонки, и…

Это был последний рубеж. И где-то там, на задворках сознания, мелькнула мысль, что после будет больно. Не телу. Душе. Когда Хард исчезнет из моей жизни. Но сегодня была та ночь, когда я плевать хотела на доводы рассудка. Я была глуха к ним.

Зато податливо откликалась на сильные и в то же время удивительно чуткие руки рассветного, которые скользили по моему телу. До фейерверка в зажмуренных глазах. Я чувствовала подрагивание пальцев Харда, его дыхание, то, как он навис надо мной… Кажется, сейчас он волновался за меня больше, чем я сама.

– Ты необыкновенная. Единственная. И только моя, – услышала я хриплый шепот.

А затем, все так же не поднимая век, почувствовала медленное давление и обхватила Харда. Руками. Ногами. Впилась губами в его губы. И…

Кажется, я расцарапала в кровь спину рассветного. А еще прокусила его губу и… сама вжалась плотнее в мужское тело.

Потому что боль перемешалась с острым, пряным удовольствием. И последнего было куда больше.

– Ха-а-а-рд! – выдохнула, чувствуя, как внутри растекается приятное тепло.

А после… Самым сложными оказалось открыть глаза. Потому что, когда схлынула отчаянная страсть и в теле поселилась расслабленная нега, я вспомнила, что вот-вот наступит завтра, а с ним и… и этого «и» отчаянно не хотелось. Так что я зажмурилась еще крепче.

– Од? – голос хриплый, чуть надтреснутый заставил в груди что-то томительно сжаться и замереть. А я сама прильнула к горячему мужскому телу, ощутила нашу полную наготу, и тут подкралось оно – стеснение.

Вот только вдоволь насмущаться мне не дали. Потому как тяжело робеть и пытаться отвоевать покрывало, на котором вольготно разлегся один рассветный.

А в процессе боя глаза открылись сами собой, и… меня стиснули так, что на миг перехватило дыхание, а затем я каким-то неведомым образом снова оказалась на спине, а надо мной нависал довольно ухмылявшийся Хард.

– Как ты? – спросил рассветный, глядя глаза в глаза.

– Волшебно, – отозвалась я, понимая, что все стеснение куда-то улетучивается.

Или это из-за губ Харда, которые начали осторожно касаться каждой из веснушек на моих плечах?

– Од. Ты самая прекрасная женщина в этом мире.