И я, взяв напоминавший острый стилет амулет, занесла его над братом и, читая нараспев заклинание, вонзила острие в тело.
Брата выгнуло дугой, и его начали опутывать черные щупальца, буквально сдирая ауру и высасывая дух хомяка. Он цеплялся всеми лапами, но воронка засасывала его все сильнее и…
– Вынимай! – раздался крик духа, совпавший с писком грызуна.
Где-то вдалеке завыл вулвер. А затем волна отката силы, которая должна была уйти жертвой демонам, но я ей не позволила этого сделать, ударила по мне, и я потеряла сознание.
А когда пришла в себя, ни хомячеллы, ни вулвера, ни духа рядом не было. Лишь брат. Вот только он не приходил в себя, а из нанесенной раны сочилась кровь.
Оторвав край рубахи, я перетянула порез и попыталась сотворить простенькое заклинание заморозки, но сила не отзывалась. То ли я вычерпала весь резерв до дна, то ли вовсе перегорела. Плевать. Разберусь позже. И я лихорадочно огляделась. Наверняка здесь есть корзина для первой лекарской помощи.
Я отправилась искать ее, а нашла магистра Рувира. Кашляя, он стоял напротив голема, что был в ремонтном цеху, и… вставлял ему в грудь светившийся алым амулет.
Магистр увидел меня, и в его руке вспыхнул аркан.
А я была пуста. Абсолютно. И единственное, что могла, – это уклониться.
Когда боевое заклинание полетело в меня, я рыбкой нырнула под один из станков, а в то место, где только что стояла, ударила огненная плеть.
– Вы… Вы же преподаватель… Уважаемый профессор. У вас будет ребенок… – я не пыталась воззвать к человечности профессора, лишь выиграть пару лишних мгновений жизни. И не рассчитывала, что он ответит:
– И у этого ребенка должны быть деньги на жизнь, после того как его отец через год умрет, – крикнул Рувир. – Поэтому извини, адептка Маккензи, но ты должна умереть, чтобы не выдать моей маленькой тайны.
Вот демоны! Мне захотелось выругаться. Потому что нет опаснее противника, чем отчаявшийся человек. А Рувир, похоже, был именно таким. Выходит, магистр был смертельно болен и решил пойти в преступники, чтобы обеспечить безбедное существование семье после свой смерти. Ведь жалование преподавателя хоть и немаленькое, но на безбедную жизнь до совершеннолетия его ребенку точно не хватит.
Вот магистр и продал свои знания, заложив при этом совесть под проценты.
– Я и так уже все забыла! – ползя на четвереньках под станком, проорала я. – Могу даже поклясться, что буду молчать.
– Лучше всех молчат мертвецы! – послышалось в ответ. – А ты еще и послужишь мне отличным сердцем для голема…
И следом за его словами раздался скрежет, и станок, под которым я пряталась, вырвало с корнем.
И я увидела истукана, который в одной руке держал станок за основание, а вторую протянул ко мне.
Увернулась, рванула вбок, понимая, что далеко не уйду. Но и без боя не сдамся. И тут услышала:
– Од, ложись!
Тело упало на пол раньше, чем я осознала, что делаю, а затем надо мной пронесся поток сырой силы. Такой мощный, что голема отбросило в сторону, прямо на профессора. Подобный мог себе позволить лишь шквальный – маг с высшим уровнем дара.
Тяжеловесный истукан просто раздавил своего создателя. Вот только, в отличие от обычной махины, которая замирает после того, как управляющий ею паладин погибает, этот истукан и не думал останавливаться. И вновь понесся на меня, подчиняясь приказу «уничтожить».
А рядом не было больше ни одного голема, которого можно было бы подчинить. Да и времени на это у Харда тоже не было.
Я уже знала, что будет дальше. Только тогда Мик бился с махиной и… проиграл. А этот голем был еще больше, сильнее, быстрее, неуязвимее… Совершеннее!
Но и Хард сражался иначе. Не так, как Мик, используя только заклинания, на которые истукан почти не реагировал. Я воочию увидела, что такое доспех Трона в действии. Когда удар кулака прошибает сталь и крошит камень, когда движения становятся такими быстрыми, что за ними просто не уследить, а сила, с которой лом брошен, словно копье, прошибает броню голема навылет, заставляя махину покачнуться и начать падать.
Когда истукан рухнул, раздался такой грохот, что мне показалось: обвалятся стены. Вот только прежде, чем голем оказался на каменном полу, он вытянул руку, и из ладони вылетел град стальных шипов и понесся на меня.
Доля мгновения, за которую Хард не смог бы создать щит или перебить магией траекторию полета острия. Единственное, что он успел, – это закрыть меня собой.
Рассветный упал на меня, и по инерции мы проехали несколько футов по каменному полу навстречу рухнувшему голему.
Я почувствовала, как меня кольнуло в грудь. А потом стало мокро и тепло.
А зеленые глаза, всегда такие ясные, смотревшие на меня внимательно, настороженно, с иронией, с теплотой, порой со злостью, со страстью, с нежностью… сейчас угасали.
– Поцелуй меня на прощание, – услышала я.
– Нет! Нет!!! Слышишь, никаких прощаний! – закричала я, и мой голос отразился в тишине ангара. – Не смей умирать! Я… я не смогу без тебя! Слышишь?