Адгезийская комедия

Тролль состроил недоумённую морду – закосил под наивного дурачка:

– Я пришёл предупредить, − зашептал тролль заговорщицки: − твои спокойные покойные ночи − затишье перед бурей, адгезийцы будут не они, если не подготовят тебе сверхподлянку. И не зря они выбрали себе обои с щупальцами. Щупальца – это по их желанию приобретено, нашептали… в шептунстве они мастера…

− Я так и знала, что ты пришёл меня поддержать, спасибо тебе.

− А то, − сказал мой тролль довольно, он сёк как никто в постиронии. − А я подумала, что мой тролль абсолютно точно не человек в ботфортах. Кроль глуповат, резковат, обидчив, суетлив и добр по-своему. Не может быть, что тот в ботфортах косит под дурачка. Он не может быть и тем сушёным, безликим, кто приходил ко мне недавно – не мог же он быть един в двух лицах, не мог раздвоится. Наверное, даже Адгезиии такое не под силу… И тут я вспомнила себя-намба-ту. Единственное общее у всех троих (тролля, неэлектрика в ботфортах и сухонького, который уж точно тот самый барон) – поддержка меня в самые опасные моменты, я очень это ценю, несмотря на всё остальное.

Я поняла ещё в детстве у троллей главное – глаза. Там живёт их вечная честная (по их понятиям) душа. Кроль когда-то давно мне рассказал, что если тролль злой и нечестный, у него глаза − узкие щели: чем больше тролль врёт, тем больше сужаются у него глаза – это закон всех троллей.

− Ты же мой тролль?

− Ну конечно. Я никому больше не мешаю. Ты сама меня придумала. – убеждал он меня когда-то, сейчас казалось в другой жизни.

− Ага, придумала. Ты на себя глянь – у тебя глаза как у китайца. Ты ко мне в окно стучался в детстве, кстати, именно в этой комнате.

− Вот я о том же. Да лучше спать в стопудовой влажности, чем здесь. У видений есть вполне себе норм медицинское объяснение. Я не выдуманный, я − материален. – Тролль снова с видом знатока авторитетно сложил на пузе лапки.

Он прав. Я до него иногда дотрагивалась: мягкая шерсть на лапе, пушок, но это редко бывало − когда у меня уж совсем плохое настроение. Он буллит иногда, хитрит, но он – мой лучший друг. И никому ничего не расскажет.

− Верно. Поделишься с кем-нибудь, а этот кто-то разнесёт как сорока. Ты и сама такая. Прям и подмывает иногда рассказать кому-нибудь какую-нибудь новость или случай про кого-нибудь, а?

− Я не поняла, − я поднялась на кроватном дне, опёрлась спиной о массивную спинку кровати. – Ты намекаешь на что? Я хочу поспать с чувством исполненной работы. Ты же намекаешь, да?

− Это реально лучшие качества в человеке, не совать везде свой нос, не выведывать, не болтать, держать язык за зубами – только и всего, − бормотал тролль.

− Я так не могу. Мне всё интересно, что вокруг и кто с кем в бассейне. Я тихо завидую, если честно, но и радуюсь кое за кого, к кому хорошо отношусь. – Кажется, я поняла, что меня ждёт. Но ничего. Я не буду теряться в Адгезии, пусть все старые занавески с балкона, и новые, лежащие в пакете, восстанут против меня.

− Отношения важны. Но в принципе не обязательны, а без друзей – тяжко. Без настоящих друзей. А таким может быть только тролль, – бубнил тролль о своём, о девичьем.

− Я теряю логическую нить разговора, извини. Дай отдохнуть. – Я не могла сказать, что он мне надоел, что он и не нужен мне совсем. Я переросла его.

− Но дорогая, – тролль встал с табурета и стал ходить по комнате. Теперь я его не видела временами, короткими промежутками − от движений ветерок или сквозняк. Вот уж чего-чего, а сквозняков пожалуйста не надо. Мои обои!

− Пастух и пастушка. Шепни мне на ушко, − перед моими глазами на волосатой лапе стояли фарфоровые фигурки из детства. Лапа захлопнулась. Тролль как мячик подскакивал прям под потолок, он носился по потолку почище чпол.

− Веди себя прилично, акробат!

− Кто б говорил!

− Отдай фигурки. Они же не твои.

− Я не для того пришёл, не хочу выслушивать противные человечьи истины, даже не истины, а истинки. Ну ясное дело, что не мои, а твои.

− Отдай стрекозу! Она у тебя?

− Будешь давить − пропаду!

− Да пропадай. Достал. Дразниться прилетел?

− Пропаду навсегда! – Тролль сложил лапки, он стал молодым, хорохорился и выставлялся, как мог, даже волосатые лапы спрятал в карманы спортивных штанов, сейчас он сидел на невесомом кресле нога на ногу и покачивал лапой в модной кроссовке.

− У тебя кроссовки отстой.

− Глупая.

− Светоотражатель не отражает свет.

− А где ты видишь свет, дорогая? Света здесь нет и не будет. Я ж говорю: убежала, спасаясь от костлявых рук и шупалец Адгезии, а здесь-то – похуже будет, − рассмеялся Кроль. На его пальцах вспыхивали перстни. Да, ё моё! Неужели это всё таки главный в сапогах? Нет!

− Бабушкины цацки затмили тебе глаза и превратили в человека, который погибнет за металл.

− Что ты несёшь? Ты прекрасно знаешь, что эти цацки – единственное, что осталось от неё. Это же память! И я вних поверила совсем недавно. В то, что есть шанс.

Тролль снова стал лохматым взъерошенным стариком в кафтане на вате.

− Враньё!