Адгезийская комедия

Когда выходила, я специально закопалась, поворачивая ключ, но за соседскими дверями не было слышно ни звука. А все три дня, что я клеила коридор, во время обеда у девочки случались истерики и её все три дня выгоняли из квартиры. Страшно подумать: почти неделю я не выходила из дома, и сейчас я наслаждалась воздухом, деревьями, шумом бульвара, суетой. Но отойдя немного, я пожалела о своей опрометчивости. Из подъезда соседнего дома вышла бабушкина знакомая Инна Иннокентьевна со злой собакой без поводка. Собака рванулась на меня. И, вот не поверите, сверху, как парашютисты, возникли собаки давно мне знакомые, адгезийские. Они ж вместе с хозяевами пасли меня под окнами и гуляли в неведомом дворе, где машин не было и рабочих тоже. Они триггернулись на мохнатого сумасшедшего хищника. И барбос, поджав хвост, бросился обратно к хозяйке. Рядом с Инной Иннокентьевной возникли два мужика в шортах – фиолетовый и оранж, она стала с ними спорить, настаивать, взяла возвратившуюся собаку за ошейник.

− Мальвочка! – кричала она. – Мальвинушка!

Я решила подойти. Ну хоть рассмотрю этих адгезийских охранников вблизи при естественном освещении, а не в полумраке тамбурного коридора. Собака Инны Иннокентьевны всё скулила, так скулят собаки, когда их хозяин ушёл в мир иной.

− Мальвочка! Извини, душка. Тут вот защитники у тебя.

− Мы просто санитары. Санитары леса, − ответил тот мужик, что ругался и с внуком Зины в нашем тамбуре − фиолетовый.

Оранж молчал.

− Оставьте нас вдвоём, молодые люди, нам надо поговорить.

− Отдайте собаку и говорите, сколько угодно.

− Не могу. И так напугали до полусмерти щеночка. Она добрая, она так радуется.

− Щеночку-то двенадцать лет, поди, аль тринадцать?

− Ну что вы! Мальвочка моего старого пёски помнит.

− Угу, − сказала я и перед глазами всплыл дог-гигант.

− А вы? Вы тоже без поводков. Вон, ваши-то таксы хитродельные резвятся, а мою напугали.

− На беседу пять минут, и у нас не совсем таксы, − отрезал Оранж. Да уж: они были людьми дела. Лишь бы не сожрали, подумала я, и сразу осеклась – адгезийцы же читают мысли.

Они оттащили напуганную собаку, пристегнув их поводок к ошейнику. Рыжий с грязными подпалинами псина шёл нехотя, поджав хвост, он скулил, жалуясь на безнадёжную судьбину…

− Мальва! Как дела твои?

− Нормально, Инна Иннокентьевна.

− Так редко тебя вижу. Как ты на бабушку похожа стала.

Ой, вышла погулять и стоять слушать этот бред…

− Я понимаю, ты вышла отдохнуть. Ты − молодец, и Славика сопровождаешь. Он иногда убегает от матери, сколько она пережила, сколько пережила… − Причитала Инна Иннокентьевна. Она выглядела совсем неважно: старое помятое лицо, рыхлое тело, сильно обвисшая кожа на руках и на шее – ясно, что совсем недавно она, наверное, была намного полнее… Как хорошо, что адгезийцы отвели всего пять минут. Больше я не вынесу.

− Я твою бабушку видела, − объявила торжествующе Инна Иннокентьевна.

Наверное, на кладбище сходила. Я, кста, за всё время так и не сподобилась, всё не до того.

− Бабушка приходила мне. То ли бред, то ли сон, но пришла. Кстати, Мальва, − заговорщицки зашептала Инна Иннокентьевна, щёлкая вставной челюстью. – Тут такое радио есть, адгезийское, не попадалось тебе?

− А как же. Очень интересное, местная станция.

− Да! Вот именно. И бабушка просила передать тебе.

Я сжалась вся, так стало мне одиноко и тоскливо, и причём тут радио?

− Бабушка просила тебя обязательно разгадать её ребусы. Ты знаешь, о чём это?

− Знаю конечно. Она мне написала наставление, тёть Инн, там есть ребусы. Но сложные.

− Они у тебя здесь?

− Нет, дома, в Москве.

− Жаль. Без них не найти камней.

− Каких камней? − я включила дурочку.

− Не знаю, Мальвина, передаю, что бабушка объявила. Так хорошо эту ночь провели с ней. Всё вспоминали былое. И не скажешь, что она мёртвая-то. Ну сон, все мы любим поспать, да, Мальвочка? – Инна Иннокентьевна посмотрела на наручные часы – такие изящные, с резной почерневшей золотой отделкой, но на старом облупленном обмусоленном почерневшем кожаном ремешке с застёжкой-маленькой пряжкой. – Всё. Не могу больше болтать. Собаку пристроила. Пойду радио слушать. Странно, что раньше мне их станция не попадалась. Да и сейчас бы не попалась. Кухонная бухтелка перестала бухтеть. Вот и включила магнитолку – я её в подъезде нашла, кто-то выкинул. У вас в подъезде выкидывают ненужное, которое кому-то очень нужно?

− Н-не знаю… Но ваш щеночек! Как пристроили, тёть Инн? Он же будет тосковать! – я действительно озадачилась тем, что Инна Иннокентьевна так легко расстаётся с любимцем, престарелым «щеночком» ростом в холке, подбирающемся к алабаю. − Она же только что с вами была. Она же расстроиться.

− Ну что ты, Мальва. Вот, ребята, − Инна Иннокентьевна указала на удаляющихся фиолета и оранжа, давно меня просят им отдать. И диктор по радио призывал всех собак отдавать этим вьюношам.

Да уж, вьюноши, скептически отнеслась я к характеристике этих троглодитов.