Адгезийская комедия

− Мальвина! Раньше я думал, что она выдумывает, ну кроме того, что на трюмо лежит. А не так давно разгадал её шарады. Она и мне рисовала. − Какая интонация, успокаивающая, но не убаюкивающая, как у некоторых, какой спокойный мой папа норд. В Веретенце я слушала радио, и там выступал китаевед, рассказывал странные вещи о знаках и духах, вот он так же говорил, с такими же почти интонациями… − Не волнуйся, Мальва! Бабушка не позволит у неё украсть, я тебе клянусь в этом. Не расстраивайся, обязательно найдутся все её камешки и драгоценности. Ну это и не главное… Обещай, что без меня не поедешь больше в Веретенец!

− Обещаю, папа!

Я вышла на пробежку в приподнятом настроении, позанималась от души и на площадке. Я торжествовала. Папа нас не бросил. Папа приедет. Рано или поздно мы воссоединимся. Папа будет ходить ко мне на соревы, в школу на собрания…

Днём вернулась и мама, похудевшая, с глазами большими вместо привычных мне щёлочек в мешочках, она сказала:

− Мальва! Беги отсюда. Должны прийти космонавты.

− Какие космонавты?

− Ну проверяющие.

− Так у меня только ещё раз тест взяли и всё.

− Ине звонят?

− Звонят и спрашивают, как я себя чувствую.

− Я сегодня сказала, что ты уехала, дала адрес. Здесь они тебя запрут.

− Почему запрут? У меня тест отрицательный. И второй.

− Они заставят тебя ещё сделать.

− Ну и пусть.

− Мальва! Неделя прошла прежде, чем я заболела. Ты обязательно заболеешь.

− Но я не больна.

− Я больна, а ты не больна. Ты больна Мальва, просто бессимптомно.

− Мама! А ты-то как?

− Нормально я. Но из дома не выйти. Электрик звонил, всё готово. Посмотри, как там, и я деньги ему переведу.

− Тогда поеду проверю, да?

− Ты нерешительная какая-то, что-то не так? Беги, Мальва! Ты не высидишь две недели.

Я хотела сказать, что естественно я нерешительная, если папа заклинал не ехать. Но мама, кажется, забыла, что-то с памятью её стало после болезни.

− Ты сама на себя не похожа. Сама не своя. Запах-вкус чувствуешь?

− Да всё я чувствую, мама! Что мне будет-то? Что в аптеке купить-то?

− Вот эпикриз, − мама протянула бумаги, дашь их в аптеке, там всё написано.

Я притащила сумки с продуктами, остальное мама обещала заказывать на дом, чтобы не нарваться на штраф. После я вернулась с лекарствами, мама спросила:

− Сеня в Веретенец приезжал?

− Мама! Ну причём тут Сеня?

− Ему теперь нельзя будет к тебе. Нельзя, чтобы ты его заразила.

− Тётя Света на связи. Я ей фоты шлю. Она поможет советом. Я поехала тогда, да?

Мы обнялись с мамой и попрощались.

В эти дни в Москве произошло что-то новенькое. Впервые мне стало скучно бегать, носиться по оврагу и лесопарку как лань или кабан, не важно. Силовую я прибегала делать на территорию бассейна. Там вовсю жужжал ремонт. Поэтому на площадке никого не было. Силовые мне всё-таки нравились, они напоминали о работе в Веретенце. На третий день во время заминки, а может разминки, а может и основной нагрузки, меня осенила мысль: а ведь Сеня в чём-то прав – ради чего я так напрягаюсь? В сборную как Улыбиной мне попасть не светит. Я трезво оцениваю свои способности. Те две десятых, которые я теряю на повороте-маятнике – они не пустят меня никуда, я, вон, даже мастера со скрипом выполняю, то есть не выполнила. И ради чего все эти тренировки, соревы? Скучно. Неинтересно. Есть же другие занятия. Даже маме помогать кроить интереснее, чем плавать. Шить – нет, шить – я пас, у меня всё криво шьётся, а кроить, ножницами портновскими щёлкать − это моё. ( При воспоминании о ножницах меня перекосило, я сорвалась с турника.) У меня появилась новая цель, даже можно сказать отчасти спортивная – завершить ремонт в квартире, тем более бабушка, оказывается, продала душу дьяволу и кто-то действительно нажился на её драгоценностях… В эти три дня я соскучилась по Веретенцу, по тому, что дом крутился как избуха на куриных нОгах, а два дебила-пожирателя и их полоумные собаки давали передо мной представление – меня стало тянуть обратно. Да и мама с иронией передала слова папы. Папа… Раз он говорит «нет», так я докажу ему – «да». Ясно, что в Веретенце его напугали так же, как и меня, вот зуб даю. Но мужчины вообще нытики. У мамы дома он чувствовал себя вольготно… Стала приезжать бабушка, он почувствовал себя не безопасно и здесь – тролль-то стал являться мне именно в Москве.

Папа начинал с вольной борьбы в классе седьмом – так бабушка рассказывала. Был положительный тихий мальчик, случайно за компанию пошёл в секцию, через год победил по области, в моём возрасте стал чемпионом чуть ли не страны. Служил в каком-то элитном подразделении, позже, после армии, увлёкся боями без правил. Интересно: что там припоминали папе в смысле происшествий, и кто его бил? И чем: палкой, шваброй или просто кулаком?