За окном автобуса зеленело и кудрявилось лето. Ветер шевелил изумрудную, чуть приглушённую пылью массу у обочины, безуспешно пытался смести запылённость листвы. Ну, ветер! Ты хоть и могуч, но согнать придорожную грязь под силу лишь мощному ливню. В автобусе на удивление много людей. Люди по-прежнему бегут из Москвы. Как хорошо, что автобусная станция недалеко от нас. Как хорошо, что у меня не душная маска, а хлопковая, в цветочек, мама сшила масок больше тысячи, но только с розочками не такие позорные. Я сижу в маске, а люди давно стянули намордники. По салону гуляет сквозняк, открыты все три люка на потолке. Люди попросили открыть «естественные пути воздухообмена». Водитель обиделся и сказал, что впервые за жару попались такие душевнобольные пассажиры-паникёры − новый кондишн им не нужен, подавай дорожную пыль. А я всеми лапами за люки, я же могу заразить. Пошли разговоры, у кого кто умер от вируса. Я чувствовала себя неловко: мама не сомневалась, что я в будущем заболею.
Ехала я не с чувством неизвестности, как в первый раз, а с чувством борьбы, если хотите. Можно сказать, что я вкусила сладость риска. Я ехала в неизвестность. Но я знала, куда я еду. Я не знала, что меня ждёт. Но я знала, что буду занята. И не этим изнуряющим однообразным бегом, а делом, делом, у которого есть начало и конец, а не бесконечность нагрузок ради призрачных результатов… Солнце не пугало меня странным поведением и нежеланием освещать дорогу впереди. Его просто не было. Небо серело как моя надежда на мс.
− Везём плохую погоду, − сказал паникёр, из-за которого и открыли люки автобуса. По закону подлости, который никто ещё не отменял, он сел передо мной. Когда входил, он долго и пристально выцеливал место. По всей видимости я со своей розовой маской в голубую розочку, показалась ему наименее опасной из всех пассажиров. Мда…
− Закон подлости, − тролль возник как всегда из ниоткуда. – Мальве стены заделывать, потолок лапами ровнять, а погода холодает.
− Троллейбусы отменили, а тролли остались, – я не обрадовалась троллю.
− Стены сохнуть будут вечность. Холодает, пасмуреет, хмуреет. Так ещё и дожди. Рамы распухнут, и не закрыть. Ручки новые прокручиваются. Не подходят они к твоим рамам. Не подобрала сама, советов продавца наслушалась, сбежала на три дня, теперь расхлёбывай.
− Здрасьте, – но я не стала в сотый раз доказывать, что кто-то меня на днях сам отговаривал от Веретенца. Несмотря на амплуа борцуна и правдолюбца, тролль был известный враль. Ненавижу таких людей. Сначала сделают пакость или скажут обидное, а потом через какое-то время: я такого не говорил. − Мне Сеня поможет с ручками.
− То есть ты готова заразить его и всю его семью, как и этот автобус?
− Я не больна.
− Это ты так думаешь. Хочешь, расскажу быль?
− Даже если не захочу, ты расскажешь.
− Ты наверное слышала о человеке в ботфортах? Многие тебе о нём говорили.
− Многие – это бабушка и мама?
− И Арсентий, − тролль замялся. – Арсентий ещё расскажет.
− Ок.
− Не окай, ты не из Вологды.
− Так и ты не из Вологды.
− Так я и не окаю.
− А откуда ты?
− Я из Адгезии, сообщаю по большому секрету.
Удивительно, тролль ответил на мой вопрос.
− Я вежливый учтивый воспитанный прынц!
− Ну ладно, ладно, вечный ты мой. Так что за быль? Про то, как боярин Веретенец договорился с человеком в ботфортах?
− Барон! Барон Веретенец!
− Ну ок.
− Не ок, а две большие разницы. Быль такова. Есть один город в Европе. Как Веретенец, но столица.
− И что? Там тоже камни из земли лезут?
− Нет. Там всё давным-давно повылезало. И получились Альпы. В этом городе свирепствовала чума. Та, которую переносили крысы.
− И в масках ходили?
− А как же. Ещё в каких! Дель арте! Я сам видел.
− И что?
− Люди сидели по домам без всякой самоизоляции. Ну просто если выйдешь, то сразу − труп. Это все знали и боялись улицы как огня. Люди стали голодать, ведь торговли нет, и клиентов у ремесленников не стало.
− Знакомо, как у мамы почти. А что они там делали, в смысле ремёсел?
− Всё, что и сейчас.
− Вот, вот. Сто лет назад так же шили, только материалы были все натуральные, и резинок ещё не придумали, и молний, и липучек, всё на завязках, на шнуровках и с китовым усом…
− Несколько сотен лет назад, но в принципе ты права. Резинку заменяла шнуровка. А разорились бочки.
− Почему бочки?
− Пиво – в бочках, вино – в бочках, рыба – в бочках, соления – в бочках. Всё – в бочках! Бочки делали бондари. Страшная была чума. Улицы недавно красивого города превратились в выгребную яму, как известно все отходы выплёскивались в окно. И вот бондари в красных куртках…
Я поёжилась, на мне была красная ветровка…
− Одни из самых пострадавших, пошли по главной, самой красивой улице, они дудели в дудки, били в барабаны и призывали всех перестать прятаться, выходить на улицу, начинать жить нормальной жизнью.
− И никто не вышел?
− Я не помню таких подробностей, но чума отступила и больше никогда не приближалась к этому городу.
− Но причём тут человек в ботфортах? Он же совершенно тут не при чём.