Адъютант Пилсудского

Там, в той квартире в Петрограде, не проходило вечера, чтобы не сыпались проклятия на большевиков. Пришлось наслышаться всякого. Но человек с лицом, обтянутым бледной и мертвенной кожей, его главный наставник, сказал в последний вечер перед тем, как ему сесть на поезд:

— Все, что говорилось нашими старичками, забыть! Ни глупости, ни убожества у большевиков нет! За ними стройная и страшная логика жизни. Их вожди совсем не марионетки. Ленин — значительнейшее лицо современности. Запомните: это сильный человек, умный, образованный, блистательный полемист. Дзержинский... Это непосредственный ваш противник! По странной случайности мне довелось с ним однажды столкнуться. Ни одна разведка мира не имела такого руководителя! Страстная убежденность в своей идее. Ум философа, способности ученого, примененные там, где они нужны! В разведке. Если вдруг вам придется с ним столкнуться — лучше смерть! Вам не устоять!

Человек прохаживался, нависая длинной тенью над Курбатовым. После молчания добавил:

— Если бы я был моложе и мое лицо не было бы известно большевикам, я никому не доверил бы этой миссии. Только на минутку поколебаться вам, Курбатов, и все пропало, он не оставит камня на камне от ваших убеждений, от вашей мечты!

Это были последние слова наставления.

И вот все идет вперерез. Его предал сообщник. Они обезоружили его. Он не смог застрелиться, его втянули в объяснения, и выставленным аргументам ему нечего противопоставить. Он молчал, ему объяснили его же самого примером с Диодором Диалектиком. Перед ним противник? Но что же их разделяет? Вот сейчас, немедленно Курбатов никак не мог подобрать ответ на этот вопрос. А Дзержинский не торопит, он дает время подумать...

— Вы знали, Курбатов, на какое вас готовили дело?

— Это вопрос следствия! Я уже сказал, что на такие вопросы я не хочу отвечать.

Дзержинский резко разрубил ладонью воздух.

— И на этот вопрос, как и на первый, бы не сможете ответить! Одно из двух: или вам стыдно на него ответить, или вы и сами не знали, на что вас готовят! Дворянин, сын героя Порт-Артура, правнук декабриста, русский офицер... Как вы сможете признать, что из вас готовили ординарного убийцу?

— Нет! Это неправда! — вскричал Курбатов. — Восстание — это не убийство!

Дзержинский поморщился.

— Восстание? Кто же восставшие? Жандармский осведомитель Шевров, спившийся учитель фехтования из офицерского клуба, два-три еще каких-нибудь проходимца и вы, Курбатов? Так составляются террористические группы, но никак не центры восстания! Кто пойдет на восстание за жандармским провокатором?

— Он был только связным!

— Нет! Он не был связным, он руководитель террористической группы, где вам отводилась роль исполнителя и палача.

Дзержинский встал. Прошелся по номеру. Подошел к Артемьеву.

— Василий Михайлович! Объясните Курбатову, какое он имеет отношение к Тункину.

Артемьев сел, подвинул стул поближе к Курбатову. Положил на стол чистый лист бумаги, вынул из кармана огрызок карандаша и нарисовал кружок. В кружке вывел «Тункин». Посмотрел из-под густых бровей на Курбатова и ласково усмехнулся.

— Сначала мы на Хитровке, в притоне, напали на след Тункина. Сей Тункин перед воришками, сутенерами и беглыми офицерами похвалялся, что он спаситель России...

Курбатов недобро усмехнулся.

— Не такие уж вы беспомощные. Мне рассказывали, что у вас на допросе и мертвые говорят.

Артемьев махнул рукой.

— Белогвардейская брехня. Пытки и все такое прочее. Не верьте, Курбатов. Что могут дать пытки при дознании? Нам нужно знать правду, добраться до истины. Под пытками человек будет говорить все, что от него захочет следователь. А следователь даже и не ведает, что спрашивать... Пытка — это гибель для следствия, это потеря следа и правды!

— Английская точка зрения на дознание...

— Я не настолько образован, чтобы знать, какая это точка зрения! Знаю, что не от русских жандармов она пришла и не от белогвардейских офицеров, которые на допросах засекают шомполами наших пленных!

Курбатов наметился было возразить, но Артемьев перебил его:

— Не спешите. И про шомпола я вам докажу!

Вернемся к делу. Арестовывать Тункина было рано. Я прошел в притон, сел рядом с Тункиным, поставил штоф спирта, подпоил его, и он мне все выложил. Я спросил, сколько ему назначили за выстрел. Он назвал сумму. Я надоумил его, что он, наверное, обманут своими. И знаете, что он сделал? Тут же помчался к Шеврову и раскрыл нам его явку.

— Провокация?

— Нет, Курбатов! — воскликнул Дзержинский.— Провокация — это выстрел из-за угла. А это работа. И, я вам доложу, отличная работа!

Артемьев начертил на бумаге еще один кружок и вписал в него: «Шевров». От первого кружка ко второму прочертил пунктирную линию.

— Теперь нам полегчало! Есть и второй... Уже и на допросе можно сопоставить показания. Тункин мне назвал фамилию и личность определил. Шевровы в Можайске держали бакалейную торговлю...

— Так он из купцов? — как бы с облегчением воскликнул Курбатов.

Артемьев понял, чему вдруг обрадовался Курбатов: все еще ищет доказательств, все еще не хочет верить в жандарма.

Артемьев пожал плечами.