Адъютант Пилсудского

— Художник! — ответил Курбатов. Так ему было легче, стихов никогда не писал, но акварелью пробовал рисовать.

Эсмеральда была высока ростом, худа, но не терялась от этого ее женственность. На него глядели из-под длинных пушистых ресниц голубые глаза.

Она сейчас же выставила впереди себя свою подружку, представила и ее:

— Наташа Вохрина! Начинающая художница!

Он взглянул на Наташу.

Они пришли на какую-то квартиру. Расселись, окутанные табачным дымом, кто где успел: на стульях, на диване, на подоконниках и даже на столах. Это было импровизированное чтение поэтов из футуристического кружка «Центрифуга».

Поэт, не замечая, что с каждым ритмическим ударением, взлохмаченные, треплются у него волосы, кидал в душу стихи, в открытую душу, где они прорезали нерубцующиеся раны.

Может статься так, может, иначе,

Но в несчастный некий час

Духовенств душней, черней иночеств

Постигает безумье нас.

Курбатов оглянулся на Наташу.

Штопанная на локотках шерстяная кофточка. Волосы уложены в строгий пробор, по спине стекают две косы. Что-то от вечернего плача над лугом в ее облике. Как стога сена в сумерках. Строгие и четкие.

Эсмеральда лукаво и ласково поглядывала на них. С ним она сразу стала накоротке и несколько покровительственна.

У нее вообще ни в чем и нигде не чувствовалось границ, а здесь что-то нежное проглядывало.

На нее Курбатов удивлялся. И как не удивиться? Одна половина платья у нее ярко-зеленая, другая желтая. Волосы седые, а губы лиловые. Разукрасила себя как на картине, что приметил Курбатов на стене в той комнате, где читались стихи.

Он проводил их до дома, куда-то к Яузским воротам, страшно рискуя. Достаточно было бы наткнуться на первый попавшийся патруль...

А потом в пустой квартире на Козихинском метался в растерянности и в гневе на себя.

Где его вера, где идея? Тот господин с бледным, изможденным лицом и усталым голосом учил его, что нет препятствий, которые не мог бы преодолеть человек со стальной волей.

А он сразу же и оступился!

Или и взаправду он полюбил? А имеет ли он право, он, обреченный на подвиг, любить?

Невесту его прадеда тоже звали Наташей. Он нашел в себе силы спасти ее от своей любви, которая могла принести любимой только горе.

Курбатов усмехнулся. Теперь он вырос, теперь он не мальчишка-кадет. Тайком, чтобы никто не видел и не осмеял его, он, когда приезжал на вакации в деревню, вставал во фронт перед портретом Алексея Курбатова, героя батареи Раевского и Сенатской площади, отдавал ему честь и каялся во всех своих мальчишеских прегрешениях.

Отказаться, отодвинуть чувство! Иного не дано!

Откуда было знать Курбатову, что трагический оттенок только усилит его чувство?

А оно не было безответным. Наташа потянулась к нему, и Курбатов, сам себя обманывая, уверяя себя, что видит в Эсмеральде и в Наташе помощников в своем деле, приходил к ним по вечерам. Они уходили с Наташей гулять. Изъяснялся он с ней таинственно, на что-то намекая, но не договаривая, толковал о долге, чести, о своей даже обреченности, не замечая, что не очень-то Наташа и вникает в смысл его слов, больше слушая его голос.

Каждое утро, каждый час долгого дня Курбатов ждал условленного стука в дверь. Он метался по пустой квартире, взвинчивая свое нетерпение.

Он каждый раз вздрагивал, когда стучался в назначенные часы Шевров, прекрасно зная, что в эти часы ничего не может случиться.

Самыми трудными часами были утренние часы, часы до полудня. Самое время, как он считал,

6

Стук в дверь поразил его как гром. Он даже не сразу сообразил, что постучали условленно. Три частых удара и два удара пореже.

Он кинулся к двери и замер. Свершилось! Без дела Шевров в двенадцатом часу дня не мог прийти! Свершилось! Наташа! Он ничего не успеет ей сказать. А что сказать? Сегодня еще, через несколько часов, его имя прогремит на весь мир!

Курбатов распахнул дверь.

И никого не увидел. Он шагнул на лестничную площадку, думая, не началась ли у него галлюцинация.

Из-за двери выступил незнакомый человек.

Он должен был сказать пароль, хотя Курбатов ни о чем и не спрашивал.

Пароль, собственно, был уже не нужен. Но Артемьев не удержался от возможности поиграть с противником, да еще с таким разгоряченным.

— Здесь не требуется ремонт канализации? — произнес он слова пароля.

Курбатов с недоумением уставился на него и вдруг торопливо ответил:

— Канализация исправна, надо починить рамы. Мы едем?

— Едем! — ответил Артемьев и двинулся в глубь квартиры.

— Я же говорю, что я здесь один! Один я здесь!

Артемьев оглядел пустые комнаты и приказал:

— Одевайтесь!

Курбатов накинул шинель, надел солдатскую шапку.

Артемьев даже присвистнул.

— Ничему~то вы, господа, не научились! — сказал он.

— Что такое? — испугался Курбатов, испугал-с я, что этот мрачный посланец вдруг все почему-то отменит.

— В таком наряде? Хм! — Артемьев вздохнул. — Со мной сойдет, однако! У вас есть оружие?

— Оружие? Есть! А что с моим оружием можно сделать?

Курбатов вынул из кармана брюк наган.