Адмиральский эффект. Рассказы

– О-о, брат… Ты дуй-ка мухой в часть, а то что-то мне за тебя уже волнительно, как бы тебя любимые матросики на штыки не подняли, словно гидру белогвардейскую. У тебя там движуха идет вовсю, подразделения к маршу готовятся. Оперативный флота интересуется, что ты там творишь, скоро командующему доложат…

Коля положил трубку, очумело посмотрел на неё, вновь схватил и набрал нужный номер.

– Оперативный дежурный «Калины» лейтенант Толстопятов!

Ну хоть на КП свои.

– Майский. Доложите обстановку.

В процессе заслушивания доклада брови Майского поднялись на рекордную высоту, чуть не уехав под скальп. Чуткое командирское ухо мгновенно выловило некую истерическую нотку в звенящем голосе лейтенанта. Мгновенный анализ ситуации – Коля, как уже сказано, был опытным командиром – и решение найдено.

– Товарищ лейтенант! Приказываю приостановить выполнение плана приведения до моего прибытия!

– Есть!

Ффух! Вроде послушался. Коля немедленно набрал новый номер:

– Дежурный по части? А кто?! Помощник?! Командир говорит! Ну-ка пулей мне к телефону нашего Айболита домашнего! Что? Блин!!! Доктора мне на связь, мигом!

«Доктор» – начмед майор Гизатуллин, сыскался в две минуты. Он внимательно выслушал взволнованного командира, похмыкал удивленно и озабоченно, ответил «Есть» и, кинув трубку помдежу, умчался в медпункт, гаркнув на ходу:

– Ерёму ко мне. Быстро!

Слава Тугопятов был доволен. Взволнован, но доволен. Процесс шёл, доклады регистрировались, отлаженная военная машина крутилась и он, именно он управлял и дирижировал этим мощным оркестром. Хотелось петь и одновременно защищать Отчизну до последней капли крови. «Дилинь!» – сказал звонок. Дверь на КП закрыта, как полагается, желающие проникнуть жмут на кнопку звонка.

– Глянь, кто там, – кивнул Толстопятов помощнику, старшему матросу.

– Доктор, тащ. Запустить?

– Давай.

Начмед вошел упругим охотничьим шагом, за его спиной в дверях обозначилась почти двухметровая шкафообразная фигура Ерёмы – водителя-санитара Еремеева, матроса силы немерянной, при необходимости заменяющего и подъёмный кран, и экскаватор. Соколиным оком майор Гизатуллин оценил обстановку, расплылся в лучистой татарской улыбке, затараторил:

– Слушай, оперативный, надо уточнить по запасам медицинским. Вот у меня ведомость, глянь, где у вас аптечка? – А? Не знаю, сейчас посмотрю…, – Слава отвернулся, ища взглядом аптечку, а медведь Ерема как-то удивительно плавно перетек к нему за спину и аккуратно, но железобетонно зафиксировал лейтенантские руки.

–Э! Да что за дела…! – возмутился Слава, но рядом уже стоял Гизатуллин.

– А ты, парень, не шуми, расслабься… Вот укольчик только сделаем… – в бедро кольнуло и лейтенанту Толстопятову вдруг стало спокойно и весело. «Ну и хорошо» мелькнуло в голове, и он отключился.

***

– Ну, едрёна мать, лейтенант! Я ж подумал, что у тебя крышу снесло. Вот и приказал тебя обезвредить… аккуратно.

Красный, как свежесваренный рак, Слава Толстопятов переминался с ноги на ногу перед командирским столом.

– Садись, пламенный революционер! – подполковник Майский усмехнулся. – Чуть до инфракта меня не довел. Или до трибунала, смотря чем бы дело кончилось. Так! Действовал ты глупо, но уверенно, за теорию двойка, за практику – удовлетворительно. Потому снова – инструкцию в зубы и зубрить наизусть! Завтра в 9.00 ко мне на зачёт. Ясно?

– Так точно, – вскочил Слава.

– Да сядь ты! Твой фортель мы задним числом провели как проверку боеготовности, в штабе я договорился, возьмешь журнал и правильно заполнишь, начальник твой покажет. И где чего расписаться даст. А тебя я попрошу, милое дитя, пока ты у меня существуешь на командном пункте, будь добр – любую команду, любой сигнал проверяй и уточняй. А то так неровен час я чихну, а ты третью мировую войну по ошибке начнёшь! Понял?

– Так точ..

– А сейчас – брысь с глаз моих! Че Гевара…

Майский посмотрел на закрывшуюся за лейтенантом дверь, вздохнул и засмеялся. Вот чудо, а? Да и сам хорош, думать надо, кому и что говоришь!

А ведь именно с этого я и начал рассказ!

Коля Майский теперь при общении с подчиненными тщательно подбирает слова и идиомы. И не забывает поинтересоваться, правильно его поняли или нет. Чтоб больше чепухи не получалось.

Соловей

Мне его жаль. Он сидит напротив, перед моим столом, весь какой-то… тусклый, что ли, серый. Как будто в нем выключили свет.

– Ну, как ты, Евгений?

Это скорее чтоб не молчать, чем действительно из любопытства. Как может быть ТАМ?

– Нормально…

Голос у Соловья глухой, невыразительный, такой же тусклый, как он сам. Отвечает не поднимая глаз, смотрит в пол. Нормально? Присаживался как-то неловко, чуть согнувшись влево, левый бок у него явно болит. С той же стороны ощутимо припухла щека. Ударили или зуб разболелся? Вместо шинели, в которой его увозили, серый порванный ватник. И какой-то особенный запах: смесь грязного белья, давно не мытого тела и чего-то химического, вроде хлорки. Нехороший запах, тоскливый. Въедливый. Соловей у меня всего минут пятнадцать, а уже кажется, что все помещение пропитано этим запахом.

– Закуришь?

– А можно?