Однако бракосочетания герцога Орлеанского и эрцгерцогини Марии-Терезы не произошло. Многие члены австрийского императорского дома не считали возможным брак эрцгерцогини Терезы с сыном «короля баррикад» Луи-Филиппа[731]
. К тому же в самый разгар франко-австрийских переговоров, 25 июня 1836 года, в Париже произошло очередное покушение на Луи-Филиппа. Как отмечал Сент-Олер в своем письме к Тьеру, это покушение носило катастрофический характер для всего переговорного процесса[732]. Таким образом, проект объединения королевских домов Франции и Австрии был полностью сорван.В целом можно говорить об определенной эволюции внешнеполитических взглядов А. Тьера в 30-е годы XIX века. Если сразу после Июльской революции 1830 года Тьер выступал с позиций пацифизма и придерживался принципа невмешательства в дела других стран, о чем он писал в книге «Монархия 1830 года», то по мере утверждения Июльской монархии на международной арене и признания нового политического режима сначала правительством Великобритании, а затем и другими европейскими державами, внешнеполитические взгляды политика менялись.
С середины 1830-х годов Тьер стал говорить о возможности военного вмешательства Франции в дела других независимых государств для того, чтобы обеспечить там французское влияние и утвердить национальные интересы Франции. Он ратовал за интервенцию в Испанию в 1836 году, допускал возможность военного вмешательства в Швейцарии и оправдывал интервенцию северных держав в Краков в 1836 году. Также он выступал за продолжение колонизации Алжира, начатой еще при министерстве Ж. Полиньяка в годы Реставрации. Политика военного вмешательства Франции в дела европейских государств и колониализм отвечали идее Тьера о возвращении величия Франции.
Главным союзником Франции Тьер видел Великобританию из-за схожести политических режимов, общности либеральной идеологии. Он оставался решительным противником абсолютизма в Европе, что хорошо продемонстрировала его испанская политика. В целом Тьера можно определить как политика-англофила.
В период своего министерства в 1836 году он попытался реализовать на практике одновременно две характерные для него в тот период внешнеполитические идеи: идея союза с Англией и необходимость проведения активной внешней политики, которую Тьер неразрывно связывал с идеей величия Франции. Он, с одной стороны, пытался проводить активную политику в Испании путем вооруженной интервенции в эту страну, определяя Испанию как исключительно французскую сферу влияния, а с другой — стремился ориентироваться на Англию и тесно взаимодействовать с ней в этом регионе. Однако на практике возобладала в большей степени вторая идея — стремление действовать совместно с Англией.
Тьер получал информацию от своих послов, агентов и военных о недружественных по отношению к Франции действиях британского правительства[733]
, но, по-видимому, не хотел придавать этому значения. Он хотел думать, что союз с Англией возможен, более того, он слепо верил, что этот союз в действительности существовал, причем все шесть лет с момента основания Июльской монархии. Тьер был склонен рассматривать расхождения в позициях дипломатических ведомств Англии и Франции как временные, случайные явления, а не системные. На самом деле союза между Англией и Францией в годы Июльской монархии не существовало: договор о Четверном союзе 1834 года не возлагал никаких четких обязательств на Францию, французское правительство лишь присоединилось к союзническому англо-португало-испанскому договору, не обговаривая каких-либо условий со своей стороны. Этот договор не мог являться в строгом смысле союзом между Англией и Францией. Однако многим французским либералам и Тьеру в частности очень хотелось, чтобы союз между Англией и Францией существовал (в этом была заинтересована в большей степени французская сторона). Поэтому он говорил скорее о духе англо-французского союза, о том, что этот союз существует как бы негласно, чем о юридически закрепленном союзе. Иными словами, Тьер выдавал желаемое за действительное. Таким образом, он на какой-то момент подчинил французскую внешнюю политику британским интересам. Это особенно проявилось в Испании, когда он продолжал настаивать на французской интервенции в эту страну, тогда как она стала абсолютно бесполезна для самой Франции, но была необходима Великобритании. Как передавал в Париж французский посол в Лондоне генерал Ф. Себастиани, лорд Пальмерстон сожалел о падении министерства Тьера, который, выступая за интервенцию в Испанию, наконец, «приспособил французскую политику к английской»[734].