Адольф Тьер: судьба французского либерала первой половины XIX века

Проект декларации Франции, Австрии и Пруссии был передан швейцарскому Сейму, а австрийский и прусский представители после успешных переговоров покинули Париж. Стороны договорились вновь встретиться в Париже в конце февраля — начале марта в случае возникновения необходимости дополнительного согласования принудительных мер в отношении швейцарских радикалов[950]. Как отметил французский историк А. Дебидур, три европейских двора к тому времени уже составили план военных операций для оккупации Швейцарии. Тем не менее оставались опасения, что в последний момент Луи-Филипп может передумать и откажется от проведения заранее согласованных действий с правительствами Австрии и Пруссии[951]. Что касается позиции Гизо, то он еще в ноябре 1847 года в разговоре с Киселевым заявил, что готов подать в отставку, если король откажется выполнить обязательства, данные французским правительством своим союзникам по поводу вооруженного вмешательства во внутренние дела Швейцарии[952]. Французская интервенция в Швейцарию так и не состоялась, поскольку в 1848 году во Франции, Австрии и Германии произошли революции, а Июльская монархия уже в конце февраля 1848 года стала достоянием истории.

По мнению французского историка Ж. Дюамеля, в деле Зондербунда Пальмерстон отомстил Гизо за «нанесенное ему оскорбление в политике “испанских браков”». Французский историк привел слова лорда Мальмесбери, ярко охарактеризовавшего сложившуюся ситуацию в Швейцарии: «Пальмерстон играл с Гизо как кошка с мышкой. Швейцарские радикалы приняли либеральную и антиклерикальную программу, направленную на централизацию страны, и добились изгнания иезуитов со всей территории Швейцарии»[953]. Французский историк отмечал, что дело Зондербунда поставило Францию в очень неловкое положение перед мировым сообществом, в то время как внутренняя политика французского Кабинета министров с каждым днем теряла опору в обществе.

«Господи, если можешь, чашу сию мимо пронеси. Но если когда-нибудь нам придется испить из этой чаши (то есть вмешаться во внутренние дела Швейцарии вооруженным путем. — Примеч. И.И.), то только ради общеевропейской безопасности и в условиях крайней необходимости»[954], — писал Гизо. Таким образом, считал он, в тот момент защита интересов собственной страны требовала вооруженного вмешательства, поскольку в случае войны в соседнем государстве безопасность Франции была бы поставлена под угрозу. Спустя двадцать лет после событий в Швейцарии Гизо в мемуарах признал свою ошибку в том, что принял решение о вооруженном вмешательстве во внутренние дела в Швейцарии на стороне Зондербунда. Часть ответственности за такой шаг министр возлагал на посла Франции в Швейцарии Буа ле Комта, который был убежден в несомненной победе католической партии в стране и сумел убедить в этом французское правительство[955]. Вместе с тем Гизо подчеркивал, что он никогда не сомневался в правоте дела Зондербунда и что политика французского правительства в Швейцарии всегда основывалась на нормах федерального пакта и принципах международного права.

Британский историк Р. Баллен справедливо отмечал, что у Гизо защита интересов Франции соединялась с признанием интересов других стран: «В своем определении интересов Франции Гизо постоянно ссылался на трактаты и на произошедшие ранее прецеденты. Этим Гизо оправдывал действия французской дипломатии во время швейцарского кризиса»[956]. Сделать все для того, чтобы «консолидировать силы порядка против сил беспорядка», — это был основной мотив, которым был движим французский министр[957]. Представляется верным и то, что такой политический шаг Гизо был продиктован страхом перед назревавшей революцией. В самой Франции в то время усилилось недовольство политикой Кабинета. Французское правительство опасалось того, что радикализм из соседней Швейцарии перекинется во Францию. Поэтому в сложившихся обстоятельствах Гизо видел свою задачу в том, чтобы не допустить окончательной победы швейцарских радикалов. Но этого ему не удалось, как и не удалось предотвратить революцию во Франции.