Стремление «не ссориться с Англией» и поддерживать египетского пашу в противовес турецкому султану, которому оказывала поддержку Англия, привело к тому, что англо-французские отношения при Тьере серьезно ухудшились, а Мухаммед Али не получил никакой реальной поддержки от Франции, несмотря на многочисленные заверения со стороны французского правительства. А. Тьер надеялся, что египетский паша самостоятельно добьется успеха, а премьер-министр Франции объявит, что успех паши — это успех самой Франции. Очевидно, в этом и заключалась логика Тьера.
Активная внешняя политика Франции на Ближнем Востоке оказалась лишь видимостью. Эта политика была обращена в первую очередь на жителей самой Франции. Она была необходима, чтобы консолидировать французское общество и тем самым укрепить Июльскую монархию. Следовало напомнить французам об их некогда великом прошлом, о завоевательных походах Наполеона, о величии Франции, думал Тьер. Этот французский либерал, большой почитатель талантов великого французского полководца, считал, что спасти Июльскую монархию можно только за счет широкомасштабной внешней политики, и поэтому Франция остро нуждалась во внешнеполитическом успехе. Такой шанс предоставлял Восточный кризис. На словах поддержав в турецко-египетском споре Мухаммеда Али, очень популярного во французском обществе, Тьер надеялся добиться крупного дипломатического успеха. Однако, не сделав ничего для Египта, Франция в результате Восточного кризиса 1839–1841 годов потеряла всякое влияние на Ближнем Востоке.
Подписание Лондонской конвенции в июле 1840 года Великобританией без участия Франции оказалось неожиданным ударом для Тьера. До того времени политик был убежден, что Англии и Франции под силу прийти к взаимовыгодному решению. Но Лондонская конвенция означала для Тьера крах ориентации на союз с Англией, поэтому резкая смена отношения к Англии, готовность воевать, казалось бы, с недавним союзником говорит скорее о его глубоком разочаровании в английском союзе и ориентации на Великобританию.
После своей отставки в 1840 году Тьер вновь (как это было после 1836 года) стал защищать внешнеполитический курс своего министерства. Признав, что интересы Англии и Франции различны на международной арене, Тьер последовательно отстаивал эту позицию в период с 1840 по 1846 год.
Поэтому острая критика Тьером внешней политики Гизо, направленной на поддержание «сердечного согласия» с Англией, была не элементом политической борьбы двух крупных политических деятелей Июльской монархии, а твердым убеждением Тьера в 40-е годы XIX века.
Во второй половине 1840-х годов внешнеполитические взгляды Тьера претерпевают определенную эволюцию. На первый план в представлениях Тьера выходит тема политического реформизма в странах Европы. Это объясняется эволюцией его внутриполитических взглядов в тот период, которые он экстраполировал на внешнюю политику Франции, а также острой политической борьбой во Франции в 1847–1848 годы.
Тьер считал, что в вопросе о политическом реформизме в Европе Великобритания — единственный возможный союзник Франции. По мнению политика, с Англией можно сотрудничать, если это не унижает достоинство Франции, если отношения между странами являются партнерскими и если Франция не занимает подчиненное положение в этом союзе. Если идея величия Франции не страдает от такого союза, то, по мысли Тьера, можно временно пойти на сближение с Англией по вопросам, которые важны для обоих государств.
Когда Англии и Франции следует объединиться ради победы свобод над реакцией в Европе, нельзя ставить под угрозу сближение двух стран заключением династических браков. Это несущественный, незначительный вопрос для национальных интересов Франции, который не дает Июльской монархии никаких преимуществ на международной арене, считал Тьер.
По мнению политика, разница между его внешнеполитическим курсом и политикой Гизо заключалась в том, что для Гизо главным было сохранить мир в Европе и сделать это любой ценой, а для Тьера — вернуть Франции былое величие, утерянное с подписанием трактатов 1814–1815 годов[961]
. Он считал, что политика Гизо, стремившегося достичь мира в Европе, не могла придать величия Франции. В таком случае высказывание Тьера должно было означать, что величие Франции не могло быть достигнуто мирным путем, что величие неравнозначно миру. Но могла ли Франция воевать с европейскими державами в 40-е годы XIX века? Что в противном случае понималось под величием? Тьер не ответил на эти вопросы в своих выступлениях.