Неоднозначная реакция Тьера на бунт в феврале 1831 года характеризует этого политика как прагматика, использующего любые средства для утверждения Июльской монархии — нового режима во Франции, созданного с большим трудом, но который отвечал идеалам Тьера о представительной монархии. Тьер считал, что в некоторых обстоятельствах революционный пыл может быть даже полезен для утверждения политического режима. По всей видимости, он хотел показать легитимистам и симпатизировавшим им деятелям католической Церкви их непопулярность во Франции, то, что простой народ их ненавидит. Поскольку гнев парижан был обращен против врагов Июльской монархии — легитимистов, то Тьер, вероятно, посчитал возможным не принимать участия в этих столкновениях. Французские либералы были недовольны действиями Тьера в доме архиепископа, поскольку, отдав приказ гвардейцам не вмешиваться в этот конфликт, Тьер продемонстрировал французскому обществу неспособность правительства пресечь беспорядки в Париже[296]
.Нестабильность политической обстановки заставляла Тьера серьезно задуматься о проблеме установления порядка во Франции: «Сразу после Июльской революции нашей обязанностью было умерить революцию. В самом деле, опасность была для порядка, но не для свобод. Все свободы воцарились»[297]
, — заявил Тьер в парламенте. Он четко указал на то, что вызывало тревогу и серьезную озабоченность всех французских либералов: «…знаете, чего мы боимся? Беспорядка»[298].Отчасти эту ситуацию Тьер объяснял предоставленными свободами: «В начале революции, — отмечал он, — не было карлистов; никто не знал, кто это такие, их нигде не видели, они не появлялись на выборах, они не писали. Сегодня их можно найти везде; они пишут, даже оскорбляют правительство <…> Год назад они были куда менее дерзкими, я это знаю, менее вызывающими. Они хотели знать, предоставим ли мы на самом деле равный закон для всех, будет ли реальной свобода прессы, выборов, отправления культа»[299]
. Вероятно, Тьер, видя, что предоставленные свободы вызывают рост оппозиции, мог думать о возможном ограничении этих свобод. Так, в одной из своих речей он сказал: «Знаете ли вы, что порядок так же важен, как и свобода. Среди людей, которые беспокоятся за порядок, и теми, которые волнуются за свободу, я полагаю, что здравый смысл и разум на стороне тех, кто беспокоится за порядок; ибо свобода в стране существует»[300].Уже в 1831 году начинает происходить определенная трансформация взглядов Тьера. Если раньше он больше оперировал понятием свободы (свобода прессы была для него как журналиста решающей в оценках двух режимов), то, став политиком, все больше стал задумываться о порядке, о методах воздействия на оппозицию. Его размышления сфокусированы на способах подавления беспорядков. «Надо как следует подавлять восстания…»[301]
, — подчеркивал Тьер.Важно отметить, что А. Тьер рассматривал умение подавлять восстание как необходимое условие «хорошего управления», и это он говорил уже в 1831 году, почти сразу после своего участия в революции. Он также размышлял о том, как правительство может противостоять заговорам оппозиции: «Когда замышляют, надо собраться, создать главный комитет, правительство, найти главаря; всегда есть болтуны; одни хотят, другие не хотят, в конце концов, все раскрывается…»[302]
.Спустя месяц после беспорядков в Париже 14–15 февраля 1831 года, 13 марта 1831 года было сформировано новое министерство под председательством Казимира Перье. Он согласился занять этот пост, а также возглавить Министерство внутренних дел при условии, что его политика «сопротивления», заключавшаяся в первую очередь в подавлении любых выступлений оппозиции, будет принята. Во внутренней политике это означало применение к демонстрантам и оппозиции вообще любых мер принуждения, разрешенных законом.
Из переписки с доверенным лицом Тьера, немецким бароном Котта фон Коттендорфом, хорошо видно, что Адольф Тьер одобрил курс К. Перье. Тьер восхищался его умением жестко пресекать любые беспорядки (ярким примером служит кровавое подавление Лионского восстания 1831 года). Тьер также восторгался организаторскими талантами Казимира Перье, поскольку тот, в отличие от предыдущего премьер-министра Лаффита, был в курсе деятельности всех министерских департаментов, лично общался со всеми послами и своими агентами. Он просил палату депутатов о доверии к своей программе, постоянно поддерживал связь с парламентским большинством и тем самым олицетворял собой парламентское правительство.
Таким образом, Адольф Тьер поддержал курс «партии сопротивления» и стал ее сторонником. Уже в августе 1831 года Тьер публично высказался в парламенте за политику «сопротивления», проводимую министерством Казимира Перье и выражавшуюся в отказе от любых социальных и политических реформ, а также в подавлении выступлений оппозиции.