— Может, я действительно идеалист, но не до такой же степени, — покачал головой Пятый. — И какими бывают люди, мне известно в достаточной степени. Те же надсмотрщики… ты видел наши с рыжим считки, а значит, ты видел и их тоже. Они ругали почем зря условия жизни, дефицит, нищету — и при этом шли на войну за тех, кто мало что им создал эти самые условия жизни, нет, еще и подарил им некую идею, смысла которой они даже до конца не понимали! И не за свою страну они воевали, не за народ, а именно за что-то абстрактное и, по сути, им же самим чуждое. Когда мы с Лином еще куда-то выбирались… ну, когда были еще молодыми Сэфес, и нам вообще хотелось куда-то выбираться, мы видели объединенные миры, в которых не было ни государств, ни стран, но в которых несвобода тоже существовала, и обман тоже, правда, в иной форме — а люди, представь себе, мыслили абсолютно так же, и вели себя так же. Какое-то время это нас сильно удивляло, а потом… мы на это просто забили, и перестали обращать внимание. Или официальная. Те же агенты, тот же наш хороший приятель — они ведь шли на смерть! И за что? За идею? Как же. От официальной даже в тот период отчетливо попахивало гнильцой, они это осознавали — и всё равно делали вещи, от которых волосы шевелятся на голове. И при этом они, умные и расчетливые, не были в состоянии просчитать развитие ситуации дальше, чем на пару-тройку шагов. Я не идеалист, Тринадцатый. Отнюдь. Но я всё равно до конца не понимаю, почему ему верят.
— Да потому же, почему верили ему до последней минуты мы, — вздохнул Тринадцатый. — Он умеет быть очень убедительным. К тому же он говорит вещи, в которые охотно поверил бы и ты сам, но — особенно если у тебя сохранились хотя бы остатки совести — никогда не решишься произнести вслух. А тут приходит он. Большой, красивый, сильный, благородный. И подтверждает твои мысли, от и до. Твои самые такие маленькие и поганенькие мысли. О том, что ты избранный. О том, что ты превосходишь других. О том, что ты имеешь право. О том, что ты, в конце концов, действительно центр вселенной, а не чмо из поганой ямы. Вот потому ему, дорогой мой, и верят. Это удобно. Это просто. Для этого не надо думать, потому что он уже подумал за тебя.
— А ещё, видимо, власть, — добавил Пятый. — Верно? Это же показательно. Если некто добился власти, да еще и сумел её удержать — это, как минимум, повод задуматься о его правоте. Ведь так?
Тринадцатый покивал. Жестом подозвал свою платформу, перебрался на неё. Во время этого разговора и просмотра считки они сидели у окна, и смотрели на звезды, но сейчас сидеть Тринадцатому, по всей видимости, надоело.
— Пойдем кофе пить? — предложил Пятый, тоже вставая.
— С мороженым, — оживился Тринадцатый. — Ты не представляешь, как я люблю кофе с мороженым. Когда мы жили на Терре-ноль, мы иногда ходили на Невский, там была кофейня с офигенным кофе, и мороженое в металлических вазочках. С сиропом. И как-то раз мы там были, а я по дурости высунулся из-за стола слишком сильно…
— И что произошло? — спросил Пятый с интересом.
— По залу шаталась в тот момент уборщица. Столы протирала. В общем, в меня полетела мокрая грязная тряпка, потому что меня приняли сослепу за крысу, — Тринадцатый усмехнулся. — Ит ей потом долго объяснял, кто мы такие, и почему она не права. В общем, познакомились, и нам даже шарик мороженого на халяву достался.
— Хорошо то, что хорошо кончается, — согласно покивал Пятый.
— А ты мороженое любишь? — спросил Тринадцатый.
— Вроде люблю, — Пятый задумался. — Когда-то я любил сгущенку. Честно тебе сказать, я и сам до сих пор не разобрался в том, что я люблю, не люблю, понимаю, не понимаю. Оказалось, например, что мне нравится шашлык. Никогда бы не подумал, что вообще смогу есть мясо, да еще и жареное. И на тебе, пожалуйста. Или кильки в томате…
— Это те, которые с глазками? — с тихим восторгом спросил Тринадцатый.
— Они самые. Саб надо мной ржал, но я всегда отрывал и головку, и хвостик. При этом сами рыбки оказались очень даже вкусными.
— Я тоже так делаю… делал, — тихо произнес Тринадцатый. — Знаешь, если мы выберемся из этого всего, надо будет найти какой-нибудь мир Сонма, и устроить килько-тур. Ужасно хочется килек с вареной картошкой. А тебе?
— Кажется, мне тоже, — кивнул Пятый.
Глава 21. Завал и Великий вертлюг
— Напомни-ка мне про щелбаны, — попросила Берта. — Я что-то запуталась. Кому, кто, и за что их должен будет давать?
— Их буду давать я. Тебе. Если мы доберемся до Завала, — невозмутимо ответил Лин.
— А разве не я тебе? — удивилась Берта.
— На самом деле их буду давать я, всем, кому получится, если мы доберемся, — самодовольно произнес Саб. — Или если не доберемся.
— Это почему это? — возмутился Лин.
— Потому это, — отрезал Саб. — Придумали идиотизм какой-то, вот и получите.
— За что? — изумилась Берта.
— За то. Могу вообще раздать щелбаны авансом, — предложил Саб. — Кто первый?
— Можешь начать с меня, — пожал плечами Пятый. — Если тебе так хочется.
— А с тебя-то почему? Ты вроде бы ни с кем не спорил, — Саб нахмурился.