Адония

– Чтобы править страной. Вообще-то, я предполагаю править всем миром, но надо же с чего-то начать. Для укрепления власти мы учредим английскую инквизицию, на манер католической. Ты имеешь представление о том, кто такой Римский Папа?

Доминик кивнул.

– Простейшая аналогия. Я стану Лондонским Папой. Все мои капитаны станут кардиналами. Получат огромные земельные наделы и замки, а некоторые – и города. Ты уже вошёл в наше братство, на том простом основании – что ты избранник Адонии. Вот Стэйк, он выдержал поединок одновременно с десятью противниками. Победил. Потом выдержал новый поединок – с десятью такими же победителями, как сам. Снова победил. И стал капитаном. Теперь он свободно путешествует по стране и подыскивает себе крепких бойцов в собственный тайный отряд. А тебе, сын мой, не придётся быть подвергнутым этим нелёгким испытаниям. Поскольку Адония не сможет разлучиться с тобой, я возьму тебя в личную свиту, и ты, минуя даже звание и чин капитана, станешь моим кардиналом. Хотя ты и молод.

– Учредить инквизицию, чтобы править Англией, а потом править миром? – побелевшими губами прошептал, глядя на Люпуса, Доминик. – Чтобы я не счёл вас сумасшедшим, уважаемый патер, скажите мне, что это шутка!

Люпус снова взглянул на Филиппа и Стэйка. Те с готовностью подались вперёд, но Люпус, улыбнувшись и широко разведя руки, воскликнул:

– Конечно же, шутка!

Он встал, прошёл к двери. Оглянулся.

– Тебя очень беспокоит опасность, угрожающая Адонии? – сказал он Доминику. – Меня тоже. Правду я тебе сказать не могу, – во всяком случае, до вечера, – поэтому отделался шуткой. Наберись терпения. Думаю, что Адония сама тебе всё расскажет.

Филипп, получив какой-то невидимый знак, торопливо проследовал к двери и вышел первым. Потом комнатку покинул монах, а за ним, смешно переставляя ходульные ноги, прошёл Стэйк. Доминик медленно встал. С мучительной задумчивостью сдвинул брови. Прошёл к двери, запер её.

За окном раздался шум отъезжающего экипажа.

Приговор

Адония подошла к каретной стоянке в ту самую минуту, когда туда прикатил экипаж Люпуса. Радостно улыбаясь, она поднялась и села рядом с Филиппом и Стэйком, напротив монаха.

– Никаких новостей, патер! – сообщила она. – Такое впечатление, что охотник потерял наш след в Бристоле.

– Может быть, – ответил монах. – Во всяком случае, мы его здесь ждать больше не будем. Оставим Стэйка и Рыло, они продолжат следить.

– А мы? – торопливо спросила Адония.

– Сегодня же отплываем в безопасное место.

– Мне нужно всё рассказать Доминику!

– Не нужно, – удручённо покачав головой, сказал Люпус. – Я только что был у него и уже рассказал. Предложил ему стать капитаном и уехать с нами. Он отказался.

– Что?! – стремительно бледнея, выговорила Адония.

– Да, отказался. При Филиппе и Стэйке он назвал меня сумасшедшим.

Гробовая тишина повисла в сумрачном чреве кареты. Выждав минуту, монах рассудительно произнёс:

– Думаю, час или два у тебя есть. Съезди, убей его и возвращайся. До вечера нам нужно найти подходящий корабль и погрузиться.

Адония, окаменев, смотрела перед собой невидящим взором.

– Если тебе трудно самой, – участливо добавил Люпус, – то отправим Филиппа.

– Нет, – с усилием наклонив голову, глухо произнесла девушка. – Я сама.

Двигаясь, как заведённая кукла, она спустилась на землю. Повернулась к открытой дверце, негромко произнесла:

– Филипп, у тебя есть пистолет? Отдай мне пистолет и подай зонтик.

– Может, обойдёшься без шума? – неуверенно ответил Филипп. – У него там в углу комнаты стоит шпага.

Люпус вмешался:

– Она же влюблена, как ты не понимаешь, Филипп! Ей трудно подходить к нему близко. Пусть застрелит издалека. Дай ей пистолет.

Филипп, пожав плечами, протянул сверху Адонии пистолет и зонтик. Не раскрывая зонта, Адония опустила в его складки пистолет и, пересилив себя, направилась в сторону таверны.

– Всё-таки через часок съездите, – сказал Люпус Филиппу и Стэйку. – Возьмите Рыло с собой. Уберите возможных свидетелей. Полиция ни в чём не должна разобраться.

Они столкнулись в полутёмном коридоре верхнего, гостиного этажа таверны.

– Я ничего не смог приготовить, – взволнованно сообщил Доминик. – Решил немедленно пойти в порт и найти там тебя…

Адония, схватив его за руку, привела в комнату, заперла дверь.

– Скажи, я действительно тебе дорога? – спросила она, пристально глядя ему в глаза.

– Ты для меня – дороже жизни, – вернув ей её пристальный взгляд, ответил художник.

– Тогда садись и слушай…

Прошло полчаса. Бледный, с неподвижным лицом Доминик сидел за столом, откинувшись на спинку стула. Сидящая напротив Адония, поставив локти на стол и охватив ладонями виски, едва слышно произнесла:

– Вот и вся моя жизнь. Не знаю, зачем, зачем я убила столько людей!

– Родная моя, – тихо проговорил Доминик. – Этот патер… Они ведь тебе не простят!

– Не простят, – вдруг, искривив зловещей улыбкой лицо, согласилась Адония и, запустив руку в зонт, достала и положила на стол пистолет. – Беги, – сказала она Доминику. – Скройся в доме хозяина галереи, ведь он, без сомнения, будет рад тебя видеть.

– А что же ты?