Афанасий Фет

Ещё в последние месяцы правления Александра II он задумал суммировать свои взгляды на важнейшие стороны российской жизни. Первые шаги нового царя придали энергию его усилиям. Фет быстро написал второй обширный трактат, названный им «Наши корни» и предназначенный не только для печати, но и для распространения в придворных и правительственных кругах, а в конечном счёте для самого государя. Вопреки расхожему представлению, Фет не выступил в защиту крепостного права и не сожалел о его отмене — скорее видел в нём экономическую рациональность и даже выгоду как для барина, так и для мужика, и не находил экономических, основанных на «реальной почве» причин для его отмены: «…Улучшение быта крестьян предпринято не в экономических видах, а в силу трансцендентных понятий свободы, против такого стимула возражать нельзя, так как человек большею частью работает духу». Это противопоставление общих абстрактных ценностей и практической сферы делает статью как будто продолжением споров с Толстым о разуме и опыте; некоторые утверждения звучат как возражение на претензии разума учить, что есть подлинное Благо для человека: «Даже при полнейшей добросовестности чрезвычайно трудно оперировать в кабинете отвлечёнными понятиями по самым условиям логики и слова, в коих смежные понятия, их ширина и синонимы беспрестанно открывают двери софизму. В практике… единственным руководителем идущего ощупью законодателя должен быть… опыт и опыт»^{552}.

Кабинетный («трансцендентный») характер реформы привёл к тому, что один хорошо зарекомендовавший себя с точки зрения экономики строй не заменён другим, хотя бы столь же эффективным, поскольку, освободив крестьянина «лично», реформа не освободила его «экономически». Фет, конечно, имеет в виду сохранение ненавистной ему общины: «…Смутное понимание положения вещей… обозвав крестьянина собственником, ревниво оберегает по сей день его крепостную зависимость и крепость земле». Община не только не позволяет крестьянину стать самостоятельным и ответственным участником экономических отношений, потому что обеспечивает его прожиточным минимумом и тем самым не только не стимулирует к продаже своего труда, что необходимо для развития среднего и крупного земледелия, но фактически превращает в лентяя, не имеющего стимула к эффективной обработке и закреплённого за ним надела. Не будучи реальным собственником, работник не отвечает за результат своего труда на землевладельца — нельзя взять с него штраф, продать его имущество за долги. Ленивый крестьянин, плохо обрабатывающий землю, сохраняет её за собой, в то время как экономически правильно будет, если земля перейдёт в руки человека умелого и трудолюбивого, а лентяй будет вынужден отказаться от своей лени и начать трудиться просто потому, что труд останется единственным источником его пропитания. В очередной раз Фет называет страх перед пролетаризацией, обнищанием населения главной причиной сохранения общины и утверждает, что страх этот, вытекающий опять-таки из увлечённости «общими» идеями, не имеет никакой реальной почвы — работы в российском сельскохозяйственном секторе много, человек, готовый трудиться, всегда найдёт такую возможность. Безработный бедняк в России — просто лентяй, не стоящий того, чтобы его опекали в ущерб пользе общества. Такими же абстрактными считает Фет и аргументы в пользу общины как института, якобы органичного для русского мужика: «Народ ненавидит общинное владение и барахтается с ним потому, что его из него не выпускают»^{553}.

Единственным принципом, который может обеспечить процветание российского сельского хозяйства, а значит, и России в целом, является принцип свободного рынка труда, когда правительство только следит за выполнением правил, одинаково беспристрастно относится ко всем его участникам, гарантирует наказание за неисполнение ими законов: «Лозунгом реформы была свобода и равенство перед законом. Держитесь этого лозунга в здравом значении, указываемом наукой. Не навязывайте никому ни экономически дурного, ни хорошего. Свободный человек сам сыщет хорошее, зная, что никакой опекун не придёт его выручать»^{554}.

И в остальном работа представляет собой квинтэссенцию воззрений Фета, не изменившихся со времён записок о вольнонаёмном труде: те же нападки на образовательную систему, «семинаристов», ратование за духовенство как главного воспитателя народа и за элитарность знаний. Многие суждения высказаны резче и аргументированы логичнее, чем в предыдущих статьях, — очевидно, энергии придавала надежда, что теперь его голос будет услышан.