Афанасий Никитин

О жизни мусульман Афанасий пишет мало и скупо, хотя и хорошо разбирается в их вере и обычаях. А вот с индусами, которых прежде в сердцах честил «злодеями», путешественник неожиданно сошелся поближе: «И жил я здесь (в Бидаре. – В. Т.) до Великого поста и со многими индусами познакомился. Открыл им веру свою, сказал, что не бесерменин я, а христианин, и имя мое Афанасий, а бесерменское имя – ходжа Юсуф Хорасани. И индусы не стали от меня ничего скрывать, ни о еде своей, ни о торговле, ни о молитвах, ни об иных вещах, и жен своих не стали в доме скрывать». Вот одно из важнейших сведений «Хождения»: чтобы избежать притеснений, Никитину пришлось придумать себе новое имя и наверняка выдавать себя за мусульманина. В самом этом имени просматривается целая легенда: слово «хорасани» в ту эпоху было идентично «персу», следовательно, наш купец и говорил на фарси, и иранскую бытовую культуру за годы жизни в Иране успел изучить достаточно хорошо, чтобы выдавать себя за «хорасани» даже в обществе других «хорасани».

Как и все средневековые путешественники, он с любопытством изучал и описывал непривычные индийские обычаи: «Индусы же не едят никакого мяса, ни говядины, ни баранины, ни курятины, ни рыбы, ни свинины, хотя свиней у них очень много. Едят же днем два раза, а ночью не едят, и ни вина, ни сыты не пьют. А с бесерменами не пьют, не едят. А еда у них плохая. И друг с другом не пьют, не едят, даже с женой. А едят они рис, да кхичри с маслом, да травы разные едят, да варят их с маслом да с молоком, а едят все правой рукой, а левою не берут ничего. Ножа и ложки не знают». И снова пикатные детали с явной примесью личного опыта: «В Индии же гулящих женщин много, и потому они дешевые: если имеешь с ней тесную связь, дай два жителя; хочешь свои деньги на ветер пустить – дай шесть жителей. Так в сих, местах заведено. А рабыни-наложницы дешевы: 4 фуны – хороша, 5 фун – хороша и черна; черная-пречерная, амчук маленькая, хороша». Про «жителей» мы уже говорили, а о значении тюркского слова «амчук», не переведенного ни в одном издании «Хождения», вполне можно догадаться.

Вместе с индусами-паломниками Афанасий совершил путешествие в знаменитый и поныне храм Малликарджуна на горе Шрисайлам (232 километра от современного Хайдарабада), где тоже действовала «ярмарка», которая «пять дней длится». Храм (автор «Хождения» называет его персидским словом «бутхана») запомнился ему своей величиной и богатейшей резьбой по камню. «Велика бутхана, с пол-Твери, каменная, да вырезаны в камне деяния бута. Двенадцать венцов вырезано вкруг бутханы – как бут чудеса совершал, как являлся в разных образах: первый – в образе человека, второй – человек, но с хоботом слоновым, третий – человек, а лик обезьяний, четвертый – наполовину человек, наполовину лютый зверь, являлся все с хвостом. А вырезан на камне, а хвост с сажень, через него переброшен…» Бога, которому поклонялись в храме, русский гость называет «бутом» – это слово, тоже персидское, произведено от имени Будды, но на самом деле в храме поклонялись Вишну и его жене Парвати, из-за чего он и назван в «Хождении» Парватом.

Трудно сказать, какой переворот случился в душе Афанасия за время паломничества, но по возвращении в Бидар его охватила печаль: «Тут я, окаянный Афанасий, рабище Бога вышнего, творца неба и земли, призадумался о вере христианской, и о Христовом крещении, о постах, святыми отцами устроенных, о заповедях апостольских и устремился мыслию на Русь пойти». Он мучительно размышляет о том, как вернуться на Русь: обратно через Ормуз или пойти на юг, через Каликут (Кожикоде), затем на Цейлон, где «на горе высокой лежит праотец Адам». Оттуда можно было добраться через пристани Бенгальского залива в Пегу (Бирму), а после – вообще в Китай, где «делают фарфор и продают его на вес, дешево». Эти раздумья, отразившиеся на страницах «Хождения», вели его прочь от родины, навстречу новым приключениям, но в итоге Никитин решил плыть домой. Свою роль играл и возраст: он понимал, что сил для новых странствий уже нет, и нужно спешить домой, чтобы не умереть на чужбине, без христианского погребения.

С верностью вере предков был связан и выбор пути домой. Удобнее всего было идти через Аравийский полуостров, присоединившись к какому-нибудь купеческому каравану. Однако этот путь проходил мимо Мекки, посещение которой неверным было запрещено. Незадолго до описываемых событий венецианец Никколо Конти, решивший пересечь Аравийский полуостров, был вынужден принять ислам. Именно поэтому Афанасий возвращался другим путем и с ужасом писал о том, что судно, на котором он плыл, заблудилось и чуть было не пристало к побережью Аравии.