Как мы начинаем целоваться то с Оксаной, то с Невским, даже припомнить не могу. И почему кажется, что происходящее нормально — тоже. Мы падаем на кровать, срывая друг с друга одежду, деля одного мужчину на двоих. Я ласкаю то его, то подругу. Сначала несмело, но с каждой секундой распаляясь всё больше и чувствуя себя увереннее. Когда между моих разведённых ног оказывается голова Дава, ещё мелькает мысль о том, что я обязательно об этом пожалею, но она исчезает, замещаясь таким острым удовольствием, что оно проносится по венам, сметая все здравые мысли со своего пути.
Такого не позволяла себе даже в помыслах, тем острее понимание, что сейчас перешла все границы. Мы все перешли, но почему же всё кажется таким закономерным? И почему сама тянусь к Оксане, когда она стаскивает с себя последнюю деталь одежды?
Утром мне плохо. Даже не плохо — тошнотворно и отвратительно. От самой себя, от воспоминаний об этой ночи. Просыпаюсь на груди Давида, он крепко обнимает меня даже во сне, с другой стороны к нему прильнула Оксана.
Вспышками молний в памяти то, как он брал её при мне, пока мы с Окс целовались. Спазм подкатывает к горлу, зажимаю рот рукой и пулей подскакиваю с кровати. Запираюсь в ванной и на меня накатывает ощущение, будто загнана в смертельную ловушку.
Мне нужно просто сбежать отсюда. Трусливо, чтобы только не встречаться лицом к лицу с Невским и Оксаной. Может, тогда мне выпадет шанс сохранить хоть каплю здравомыслия?
Наклонившись над раковиной, плескаю в лицо воду пригоршнями. Сердце всё ещё стучит где-то в горле. Так. Мне просто нужно успокоиться и понять, что со всем случившимся делать. Сама ведь виновата в том, что это произошло. Могла просто не пойти на поводу, сделать вид, что не поняла, чего хочет от меня Окс. Отшутиться, в конце концов. Но нет… я сама получала удовольствие от происходящего. С ними вместе.
Удовольствие, которое сейчас сменилось непереносимым отвращением к самой себе.
— Аль… У тебя всё в порядке? — слышится из-за двери приглушённый голос Невского, и меня начинает колотить от озноба.
В его тоне отчётливо сквозят нотки тревоги и… вины? А может, мне это только чудится, хотя, сама не знаю, что чувствовала бы на его месте.
— Да. Дайте мне пять минут.
— Тебе плохо?
Да, чёрт подери, мне ужасно, но лучше об этом промолчать. Не хватало ещё, чтобы Дав решил высадить дверь.
— Нормально. Я скоро выйду.
Сажусь на край ванны и растираю влажное лицо ладонями. Уйти по-английски не получилось. Значит, сейчас я выйду и встречусь с Невским и Оксаной, и нам придётся что-то сказать друг другу. И даже если у меня получится просто собраться и уйти из квартиры подруги, Давид, вероятнее всего, пойдёт следом.
Будет бесполезно просить его пока меня не трогать, об этом даже помышлять не стоит. Но и говорить сейчас о прошедшей ночи я точно не смогу.
Всё же выхожу из ванной, и ко мне тут же подаётся Невский, который ждал меня всё это время возле двери.
— Ты как?
Отличный вопрос, и я даже понять не могу, что именно должна на него ответить. Сделать хорошую мину? Солгать и себе, и им? Или всё же поделиться всем, что бушует внутри?
Нахожу взглядом Оксану, которая сидит за столом в кухне и смотрит на нас. Не знаю, что она чувствует, но во мне всё больше потребности сбежать.
— Я хочу уехать домой.
— Аль…
— Аль, погоди. Давай забудем всё, что было. Ну пошалили и всё. С кем не бывает?
Окс встаёт из-за стола и подходит ко мне. На Невского не смотрит, как будто между ними всё ясно и так. И ему совсем не нужно внушать те же мысли, что и мне, потому что он думает так же об этой ночи.
Пошалили и всё.
А у меня перед глазами то, как Давид трахает Оксану рядом со мной. И гадкое ощущение, потому что под покровом темноты всё казалось нормальным.
— Я просто хочу уехать домой.
Срываюсь с места и начинаю судорожно хватать вещи, и Невский устремляется за мной. Но сейчас мне нужно только одно — чтобы меня оставили в покое, и я смогла бы привести мысли в порядок, что кажется совсем уж невозможным, особенно когда на глаза попадаются доказательства того, чем мы занимались втроём.
— Аля, подожди, пожалуйста.
Давид не предпринимает попыток схватить меня за руку или прижать к себе, будто знает, что это станет той последней каплей, после которой я сорвусь на истерику.
— Дав, отпусти меня, — говорю чётко и сухо, и это единственное, на что я способна сейчас.
— Нет. — Он встаёт передо мной возле двери, пока я судорожно пытаюсь надеть обувь. — Ты никуда не уйдёшь одна.
— Я уйду именно одна! — шиплю ему в лицо, пытаясь отпихнуть с пути. И он отступает. Не сразу. Сначала бесконечно долго смотрит мне в глаза, а я знаю, что именно он видит — даже примерно представляю, как именно выгляжу. Уродливая маска, за которой настоящий ад, бурлящий в крови.
— Я позвоню тебе.
— Угу.