Афганистан. Что о нем нужно знать каждому

Сеть медресе создавала среди представителей потенциальной новой элиты систему коммуникаций, в то время как другие институты разрушились. Но муллы потеряли связи с местной экономикой и обществом, в которых доминировали землевладельцы, ограничивающие их власть. И государство, и сельская экономика, поддерживающие племенных лидеров, рухнули. Улемы были предоставлены самим себе – как в изгнании, так и в самом Афганистане, где доминировали полевые командиры, – ив результате оказались более обездоленными и более экстремистски настроенными. В изгнании они также оказались связанными с международными сетями, как политическими, так и экономическими, включая пакистанские политические партии и спецслужбы, а также арабских исламистов, которые помогали джихаду.

Отношение талибов к государству и реформам – это не продолжение какой-то неизменной «традиции», а результат их собственной травмы, связанной с лишением корней, когда государство, в котором доминировала иностранная идеология, разрушило страну во имя прогрессивных реформ. Иностранная помощь, коммерческое сельское хозяйство (опиум) и контрабанда на большие расстояния предоставили этой недавно возникшей вооруженной элите возможность мобилизовать ресурсы для прямого осуществления властных полномочий, что раньше было ей недоступно. Сеть мечетей также позволила ей проникнуть в общество.

Доминирование в стране этой ранее маргинализированной группы изменило модель социальной, политической и экономической бифуркации, возникшей при королевском правлении и развившейся при коммунистах. При этих режимах иностранная финансовая и военная помощь позволила урбанизированной элите изолировать себя от сельской местности и создать параллельное общество, опирающееся на модернизированные – по крайней мере, внешне – институты. Однако при талибах иностранная помощь позволила их сети, базирующейся в афганских сельских районах и поселениях беженцев в Пакистане, контролировать столицу, обратив вспять реформы прошлых десятилетий. Уничтожение государства и свертывание программы развития и реформ, которую оно проводило при нескольких правительствах, означали прекращение нерешительной эмансипации городских женщин посредством указов, издаваемых проводящими модернизацию лидерами-мужчинами.

Хотя руководство таким государством, осуществляемое улемами, было беспрецедентным, лежащая в его основе структура воспроизводила исторически закономерную модель. В государстве доминировала небольшая солидарная группа пуштунов, в данном случае кандагарских мулл (а не мухаммадзаев), зависящая от иностранной помощи и облагающая налогами коммерческое сельское хозяйство, в основном производящее незаконные наркотики, а не каракульских овец и хлопок, а также внешнюю торговлю, представляющую собой в основном контрабанду, а не экспорт природного газа.

Социальная сеть элиты, лежащая в основе коалиции, состояла из кандагарских мулл, тех, кто учился в одних и тех же медресе в Пакистане и Афганистане и участвовал в джихаде. Мулла Омар и все члены Верховной шуры, кроме одного, были пуштунами из Кандагара[11]. Кабульская шура также была преимущественно кандагарской, но включала в себя некоторое количество восточных пуштунов, несколько человек, говорящих на персидском языке, и по крайней мере одного узбека. Все без единого исключения являлись суннитскими муллами, обучавшимися в частных медресе. Следовательно, движение имело четко выраженный этнический и региональный характер, без каких-либо намерений его лидеров создавать именно такое движение, и потому оно получило поддержку со стороны тех, кто стремился к созданию пуштунского этнического движения, способного управлять Афганистаном.

Основные лидеры «Талибана» являются последователями деобандизма. Последний обязан своим названием индийскому городу Девабанд (Деобанд), в котором в XIX в. было основано знаменитое медресе, где это движение развилось на основе консервативных реформаторских идей, имевших хождение среди индийских мусульман. Деобандизм отвергает все формы иджти-хада – использования разума для создания нововведений в шариате в ответ на новые условия, – возрождение которого является ключевым элементом платформы исламских модернистов. Они выступают против всех форм иерархии в мусульманской общине, включая трайбализм или королевскую власть; они также стремятся исключить шиитов из участия в государственном управлении и придерживаются ограничительного взгляда на социальную роль женщин. Все эти характерные черты индийских и пакистанских деобандистов существуют и среди афганских талибов, причем в гиперболизированных формах [Rashid 2000; Metcalf 1982].