Теперь же он живет в Судане. То есть мало сказать в Судане — в Дарфуре. Он уехал туда на год в качестве заместителя главы администрации ЮНАМИД. Время от времени он пишет нам, его друзьям, разбросанным по свету, длинные письма, в которых он рассказывает о своей работе (переговоры с повстанцами, доставка гуманитарной помощи в самые неблагополучные районы) и о своей повседневности: жара за пятьдесят градусов, полчища насекомых, ограниченный доступ к воде (на территории комплекса ООН водопровод работает шесть часов в сутки), кишечные инфекции (за последний месяц две вспышки дизентерии). Одно из писем заканчивалось неожиданной резолюцией: «По возвращении из Дарфура начинаю подыскивать себе жену. Сорок лет, пора обзаводиться семьей. Раньше я думал, что мне нужна женщина из Малави, но теперь понимаю, что это не так. С Малави меня уже мало что связывает. Хорошо бы африканку, но и это необязательно. Мне нужен человек, с которым можно говорить и думать на равных, а Африка сплошь патриархальна. Все же хорошо бы, чтоб она умела готовить. Вот как суданские женщины. После китайской еды навынос, которой я годами питался в Нью-Йорке, их суп из сушеной окры — пища богов».
13. Египетская кухня
Маленький Каир, граничащий с греческой Асторией в западной части Квинса, манит легкодоступной экзотикой этнического анклава: несколько остановок на метро, и ты попадаешь в иной, диковинный мир. Арабские вывески, жар мангалов, восточная сказка под названием Стайнвей-стрит. Летними вечерами тротуары заставлены столиками для клиентуры кафе и кальянных, и весь район высыпает на улицу, где завсегдатаи занимают привычные места, чтобы тянуть этот яблочный дым и мятный чай до утра. О чем говорят египтяне, мне невдомек, а не-египтяне за соседним столиком говорят об отдыхе в Хургаде и Шарм-эль-Шейхе. Обсуждают со знанием дела: дескать, теперь это уже совсем не то, что было, качество сервиса порядком испортилось, а вот десять или пятнадцать лет назад… Маленький Каир, сувенирная реплика настоящего, служит им поводом для хвастливых воспоминаний: где были, что видели, сколько заплатили.
Я тоже вспоминаю, и воспоминания мои так же предсказуемы, как сама туристическая программа. В Каире я был дважды. В первый раз — во время военного переворота, положившего конец недолговечному режиму Мухаммеда Мурси, а во второй раз — совсем недавно. Дважды фотографировался на фоне Сфинкса и пирамиды Хеопса, дважды слушал лекцию в Египетском музее (во второй раз она оказалась куда более содержательной: экскурсию вел профессиональный археолог, подрабатывавший гидом в период летних отпусков). Глазел на содержимое гробницы Тутанхамона, на папирус «Книги мертвых» и статую Рамзеса, на матрешку саркофагов для души Ка и тела Сах, ожидающих возвращения жизненной силы Ба, чтобы воскреснуть в Дуате[371]
. Восхищался транссфеноидальным доступом[372] и прочими достижениями древнеегипетской нейрохирургии. Тратился на благовонные масла, папирусы и другие дорогостоящие сувениры. Плавал по Нилу на экскурсионном пароходе, фотографируя закатные виды с верхней палубы, пока на нижней палубе толпу китайских туристов развлекали танцами живота и суфийской «танурой». Засвидетельствовал почтение великому городу в виде селфи на фоне Каирской башни, Алебастровой мечети, парка и мечети аль-Азхар, цитадели Салах ад-Дина, Золотого острова и рынка Хан аль-Халили, старейшей в Каире коптской церкви и старейшей синагоги. Пялился в окно такси, изо всех сил стараясь запомнить эти пальмовые рощи между многоэтажками песочного цвета, эти купола с древним налетом бурой пыли, архитектуру Города мертвых, где мечети похожи на склепы, а склепы — на мечети.Теперь, слушая разговор бывших соотечественников за соседним столиком, я тоже выставляю мысленные галочки против достопримечательностей страны фараонов. Однако в моем случае само пребывание в Маленьком Каире не навевает никаких воспоминаний о Каире настоящем. Скорее наоборот: когда я был в Каире, то и дело вспоминал родной Квинс и улицу Стейнвей. То, что ассоциируется у меня с Египтом, находится здесь, а не там. Оно и неудивительно: там я был, в сущности, проездом, а здесь жил и работал в госпитале, обслуживавшем многочисленную коптскую общину.