Африканская книга

— Данячоу Уорку? Обожаю. Но вы-то откуда про него знаете? — удивилась Мааза, когда мы с ней только познакомились. Я пустился в подробное повествование о своем путешествии «по следам Данячоу», об эпизодическом общении с его семьей, а заодно об эфиопской теме в русской литературе от Пушкина до Гумилева. — Понятно, — кивнула Мааза. — А я видела робота-Пушкина. Такой вот арт-проект. Воскрешение великого поэта с помощью искусственного интеллекта, что-то в этом роде. Какие-то энтузиасты трудятся над этой хренью уже который год. Тратят кучу денег, совершенствуя технологию. Он у них уже и губами шевелить может, и бровями. Но все-таки… э-э… не вполне живой.

С этого и началась наша дружба. Спасибо Михаилу Йосселю, пригласившему всех нас принять участие в программе «Summer Literary Seminars». В течение двух недель, в перерывах между занятиями, мы всей компанией слонялись по Сололаки, по Бетлеми, по Воронцово и барахолке на Сухом мосту, обедали в «Захар Захарыче», ужинали в безымянном подвальчике на улице Асатиани, переходили с саперави на чачу и, захлестнутые этой волной, выныривали в караоке-баре, где другие участники литературного семинара уже кусали микрофон и орали вразнобой песню Boney M «Daddy Сool». А в четвертом часу утра, когда все расползались по своим апартаментам, неутомимая Мааза садилась проверять сочинения студентов.

Для человека свободной профессии Мааза обладает редкой, почти невероятной дисциплиной. При этом она начисто лишена педантизма, да и вообще человек веселый и легкий в общении. Вся внутренняя работа писателя остается за кадром. Об интенсивности этой работы можно судить лишь по отдельным, обрывочным высказываниям. Как-то в ходе разговора Мааза вскользь упомянула, что некоторое время назад ей пришлось выбросить уже готовую рукопись книги, над которой она корпела в течение двух или трех лет. Когда я попытался расспросить подробнее, она отмахнулась: «Ну, просто я перечитала и поняла, что это очень плохо. Восемьсот страниц полной чуши. Чем пытаться реанимировать, лучше выбросить и начать сначала».

Ей дебютный роман «Лев глядит с высоты» принадлежит к тому разряду произведений, который принято называть historical fiction. Действие разворачивается в Аддис-Абебе в середине семидесятых, когда на смену императорской власти Хайле Селассие приходит кровавый режим «Дерг». В центре повествования — главврач больницы «Тикур Анбесса»[374], его семья и соседи. Один из соседей, молодой человек, выбравший карьеру военного, оказывается приближенным Менгисту Хайле Мариама и получает приказ убить свергнутого императора. Сами Хайле Селассие и Менгисту Хайле Мариам фигурируют в книге в качестве второстепенных, но тщательно выписанных персонажей. События, о которых идет речь, произошли в год рождения Маазы, и уже тот факт, что ей хватило смелости и последовательности взять на себя этот толстовский труд, достоин восхищения. Особенно если учесть, что задолго до нее, уехавшей из страны ребенком (но до сих пор не забывшей, как арестовывали ее деда, члена правительства Хайле Селассие), революцию 1974 года уже описывали именитые романисты Бирхану Зэрихун, Абе Губенья, Нега Мезлекия и другие. Пять лет назад, работая над переводами из Данячоу Уорку, я прочел и эти нашумевшие в свое время книги и теперь могу сказать со знанием дела: книга Маазы не просто не вторична по отношению к своим предшественникам; она — лучшее из всего, что было написано на эту тему, включая трилогию Зэрихуна и «Записки из брюха гиены» Мезлекии.

Вообще, если говорить о современной эфиопской литературе, речь обязательно пойдет о группе сорокалетних писателей, покинувших Эфиопию в раннем возрасте, ныне живущих в Америке и пишущих по-английски, но не только не утративших связь с литературной традицией хабеша, а наоборот — ставших ее наиболее заметными на сегодняшний день представителями. Введите в Гугл фразу «Ethiopian writer», и поисковик тотчас выдаст их имена: Мааза Менгисте, Динау Менгесту, Мети Бирабиро. С Динау я знаком шапочно, зато Мети — моя добрая приятельница (и, как выяснилось, приятельница Маазы); в моей книжке «Ужин для огня» она выведена под именем Деми.