Я задумался, как объяснить Виктории ситуацию, не раскрывая информации о пси-иллюзионистах. Не то чтобы я не доверял ей, доверял, просто… рано ещё ей пока в это вникать. Не поймёт. Тут бы с пикси, вольтами и вольтеранцами разобраться, а потом уже можно будет спокойно и постепенно ввести её в курс дела. Видимо, я слишком долго молчал, так как она внезапно сказала:
– Ты можешь мне чего-то не говорить, только умоляю, не поступай так больше, как с этим жучком. Не ври мне. Хорошо?
Глаза-топазы смотрели очень внимательно. Такая детская просьба и в то же время такая серьёзная. Я улыбнулся краешком рта:
– В этой жизни – не буду. За следующие – не отвечаю.
– «В этой жизни»! – Виктория фыркнула, расслабляясь. – Мне бы одну прожить спокойно.
Я же пробежал пальцами по её позвонкам, обнимая и привлекая к себе ближе.
– Я родился на Тур-Рине[11]. Моя мама – ларчанка, которая работает в райском саду. Отцом, по словам матери, был клиент-таноржец, она не запомнила его имени, но я думаю, что в его крови намешано разного. Она меня не планировала, но делать аборт не стала.
Спина под ладонью напряглась.
– Ох, Редж, прости, что спросила о таком…
– Да ничего такого нет. – Я фыркнул. – Мама сама улетела с Ларка и выбрала такую жизнь. Ей нравится работать ночной бабочкой, она всем довольна. Детство я провёл на Тур-Рине, но, как понимаешь, для ребёнка райский сад – не самая лучшая обстановка.
– Зато теперь я понимаю, откуда у тебя титановая самоуверенность и обаяние… – пробурчала Виктория, внезапно расслабляясь и устраиваясь на мне сверху так, чтобы не давить на рану.
За тонкой синтетической перегородкой на Падэме-3 бушевал ливень, и небо раскрашивалось алыми грозами, но внутри палатки было тепло и хорошо.
– Подростком я отправился на историческую родину. Мама договорилась с родственниками из племени, чтобы меня приняли… Вот только с сородичами как-то не задалось общение. Мы оказались слишком разными, – продолжил я, вспоминая детство.
На Ларке я прожил около года, но этот год запомню на всю жизнь. Как меня, по сути, ребёнком в четырнадцать лет выставили против хищника. Как я, городской житель Тур-Рина, испугался и убежал… Как после этого на меня косились и презрительно говорили «он даже не Защитник[12]». Добавить то, что внешне я больше похож на человека, чем на ларка, – и сразу станет понятно, почему я не прижился на родине. Это уже позднее мне удалось завалить хтэрра и сделать из его хвоста собственный дентайр, но это не отменяло того, что сам обряд инициации я с треском провалил.
– В итоге я вернулся обратно на Тур-Рин, но и там оказалось, что я уже слишком взрослый и матери не до меня. Пытался приткнуться, но всё никак не мог. В один день обнаружил, что у меня неплохо получается блефовать и играть с приезжими туристами в карты в игровых заведениях. Собственно, на этом какое-то время и жил. Благодаря тому, что выглядел крупнее, чем люди, меня принимали за совершеннолетнего. Плюс мамины подруги из райского сада красили и одевали так, что на входе в некоторые казино даже идентификационную карту не спрашивали. А в семнадцать меня нашёл Рафаэль.
– Рафаэль? – Виктория сонно причмокнула в мою подмышку. – Кто это? Тот, из-за кого ты стал агентом пси-класса?
Я задумчиво пропустил её перламутровые волосы сквозь пальцы. Можно было бы ответить «да», но это не отразило бы и части моего отношения к нему.
– Почти. Рафаэль разглядел во мне то, чего я не понимал, забрал к себе, обучил, помог во всём. Говорят, семью не выбирают – она дана нам по рождению. Но иногда крепче нас связывает не кровное родство, а выбор сердца, отзывающегося на чужую душу, которую звёзды послали на наш жизненный путь. Рафаэль именно такой. Он стал для меня больше чем отцом, которого у меня никогда не было, а ещё познакомил с семьёй.
Я накрутил шёлковый светлый локон на палец и сказал чуть тише:
– Придёт время, и я обязательно вас познакомлю.
В ответ послышалось лишь мерное сопение. Виктория спала.
***
Виктория Палладиум
Весь следующий день снова лил дождь. Редж вылезал из палатки только для того, чтобы проверить и покормить лошадей, а всё остальное время мы, обнажённые, провели в палатке.
Говорили и занимались сексом.
Занимались сексом и вновь говорили.
А ещё – играли в шахматы.
С Реджем я будто попадала в другое пространство-время. Аномалия. Временная петля. Называйте как хотите, но я действительно не понимала, сколько времени мы проводим вместе. Не было у меня мужчин, которые понимали бы настолько легко – с полуслова.
Мы вроде бы говорили о шахматах, но это были разговоры на грани.
– Это рискованно, – прокомментировала я, когда Редж открыл короля.
– Рискованно. Но шахматы – это компромисс между обороной и атакой, – ответил мужчина, ловко шахуя слоном в миттельшпиле[13].
Спустя несколько ходов я сделала рокировку и с вызовом посмотрела на Гроссмейстера.
– Ну как, не страшно?
– Жизнь, пропитанная страхом, – это не жизнь, – серьёзно ответил Брайт. – Если хочешь чего-то, то за это надо бороться до конца.
Ту партию я выиграла, но Редж внезапно ни капли не расстроился.