AION. Исследование феноменологии самости

274 Современное направление развития стоит в одном ряду с язычески окрашенными течениями, явственно присутствовавшими в алхимии и сохранявшими жизнеспособность под внешней оболочкой христианства еще с античных времен. Алхимия достигла наивысшего расцвета в XVI-XVII вв., а затем стала, очевидно, сходить на нет. На самом деле, она получила продолжение в естественных науках, в XIX веке приведших к утверждению материализма, а в XX веке к так называемому "реализму", конца которому пока не видно. Невзирая на благонамеренные заверения в обратном, христианство занимает позицию беспомощного стороннего наблюдателя. У Церкви еще сохранилась небольшая доля власти, но она пасет свою паству на руинах Европы. Ее послания действенны, если уметь сочетать ее язык, ее идеи и обряды с пониманием современности. Однако, в восприятии многих она более не говорит современным языком, как то делал когда-то Павел на рыночной площади Афин; свои послания она облекает в застывшие словесные формы, освященные столетиями. Насколько преуспел бы Павел в проповедничестве, если бы ему пришлось, чтобы донести Евангелие до Афинян, пользоваться языком и мифами минойской эпохи? В наше время недостаточно уделяют внимание тому, что к современным людям фактически предъявляются гораздо большие требования, нежели к тем, кто жил в апостольскую эру; для тогдашней публики не было особых трудностей в том, чтобы поверить в рождение героя-полубога от девственницы, и Юстин Мученик еще мог использовать данный аргумент в своей апологии. Ничего невероятного не содержалось также и в идее спасителя-Богочеловека, ибо практически все азиатские властители, равно как и римские императоры, наделялись божественной природой. Но и у нас более не находит применения даже божественное право царей! Евангельские рассказы о чудесах, с легкостью убеждавшие людей в те дни, в любой современной биографии представляли бы собой камень предкновения и вызвали бы реакцию, прямо противоположную вере. Странная и чудесная природа богов в сотнях живых мифов была самоочевидным фактом, а в утонченных философских версиях все тех же мифов, пользовавшихся не меньшим доверием, приобретала даже особую значимость. "Hermes ter unus" ("Гермес трижды единый") был не интеллектуальным абсурдом, но философской истиной. На таком фундаменте можно было с достаточной убедительностью возводить догмат Троицы. Для современного человека этот догмат — либо непроницаемая тайна, либо исторический курьез, предпочтительнее — последнее из двух. Для человека древности достоинства освященной воды или трансмутация веществ не были чем-то бессмысленным, поскольку имелись многие дюжины священных источников, действие которых было непостижимо, и сколько угодно химических превращений, природа которых представлялась чудом. В принципе, сегодня любому школьнику известно о проявлениях Природы больше, чем содержалось такого рода познаний во все томах "Естественной истории" Плиния, вместе взятых.

275 Если бы Павел жил в наши дни и захотел быть услышанным образованными лондонцами в Гайд-парке, он уже не мог бы ограничиться цитатами из греческой литературы и поверхностными сведениями из иудейской истории, но обязан был бы приспособить свой язык к интеллектуальным возможностям английской публики. Если бы он этого не сделал, его проповедь звучала бы весьма слабо, ибо никто, кроме, может быть, нескольких филологов-классиков, не понял бы и половины сказанного. Но ведь именно такова ситуация, в которой сегодня находится христианская "керигматика".[545] Нет, она не пользуется мертвым иностранным языком в буквальном смысле; но она говорит образами, с одной стороны, убеленными почтенной многовековой сединой и выглядящими обманчиво привычными, с другой же — очень далеко отстоящими от сознательного понимания современного человека, адресующимися в крайнем случае лишь его бессознательному, да и то лишь тогда, когда говорящий вкладывает в свое дело всю душу. Следовательно, лучшее, что может случиться — это эффект, ограниченный сферой чувства; хотя в большинстве случаев не происходит даже и такого эффекта.