Читаем Айвазовский полностью

Познакомившись со многими странами и городами Европы, где ему неизменно оказывали доброжелательный приём, оценив их художественные сокровища и живописность образов, Иван Константинович всё же особенно трепетно относился к Италии. Её виды, дорогие душе художника, он продолжал писать по памяти, в соответствии с собственным методом работы. Так было создано живописное произведение, словно залитое щедрым итальянским солнцем, — «Встреча рыбаков на берегу Неаполитанского залива» (1842, ПТ). Гармоничность звучания, образ идиллии усиливают жанровый оттенок марины: на берегу рыбака радостно встречает его супруга с двумя маленькими детьми. Вероятно, уже тогда Иван Айвазовский задумывался о создании семьи, о домашнем очаге, о том, чтобы с таким же нетерпением ждали его возвращения из путешествий. Ещё одно лишь отчасти реальное, а скорее почти сказочное воспоминание об Италии маринист отразил в картине, посвящённой легендарному городу на воде, — «Венецианская лагуна. Вид на остров Сан-Джорджо» (1844, ГТГ). Даже уехав из Италии, он постоянно вспоминал о ней, получал вести оттуда от своих друзей, в частности от своего наиболее близкого друга юности В. И. Штернберга:

«Октябрь 1843 г. Рим.

Спасибо тебе, любезный Айвазовский, за письмо из Чаватавской, которое меня немало удивило, т. е. не письмо, а Чаватавская. Я думал получить от тебя письмо из Мальты, или из Сицилии, скорее из Африки с края света, но никак не из Чаватавской. Ну что бы дел было заехать? Конечно, ты хорошо сделал, что решил ехать в Париж. В Риме скучно. Я слышал, что эту зиму будет в Риме Horace Vernet и Paul Delaroch[130] и ещё какой-то знаменитый пейзажист, увидим.

...Наше общество, наконец, открылось, которого председатель Сомов[131] очень дурно распорядился, не сделавши порядочных условий с Назари. Мы продолжаем посещать общество, где прекрасный биллиард и разные журналы, но не знаем, долго ли это продолжится, а жаль, если это нарушится.

Ты мне ничего не пишешь о письме, которое я тебе послал в Неаполь с обожжённым письмом, кажется от брата твоего из Венеции. Получил ли ты его? Я написал маленькую картинку для Галогопо и начал побольше картину с того этюда, который ты у меня видел, “Акведук в Тиволи”. О выставке я ничего не слышал положительного. Говорят точно, что будет ежегодная выставка, но я тебе об этом напишу после. На днях приехали Эпингер и Чижов, которые, как тебе известно, были в Черногории, Далмации, Кроации[132] и [нрзб]. Первый отрастил себе большую бороду, а второй совсем зарос бородой.

Архитектор Шурупор также воротился из вояжа в Каффу, куда он ездил для [Покупки мрамора. Вот тебе все новости. Впрочем, всё по-старому, — нищие все на своих местах.

Прощай, любезный Айвазовский, до свидания, мой поклон Григорию Константиновичу[133]. Все наши Вам кланяются»[134].

Иван Айвазовский в то время продолжал всё так же целеустремлённо работать, находя множество материалов для своих произведений в путешествиях, писал новые и новые пейзажи. Некоторые мотивы оставались в его памяти, чтобы годы спустя стать основой для новых картин, например для марины «Амстердам», усложнённой композиционными деталями. К его характерным произведениям этого времени среди прочих следует отнести многодельный живописный холст 1844 года, словно наполненный воздухом и солнечным светом, — «Порт ла Валетта на острове Мальта»[135].

Итак, не меньшее восхищение, чем в Италии, произведения российского мариниста вызвали во Франции, Англии, Голландии. В европейских столицах о итальянской славе феодосийца уже было известно, его появление на выставках, в великосветских салонах и гостиных становилось событием, о нём говорили как о триумфаторе. Известный французский живописец и дипломат Орас Верне, представитель художественной династии, внук Клода Верне, сын не менее известного тогда Карла Верне, после посещения парижской выставки Айвазовского оставил лаконичный, но запоминающийся отзыв: «Ваш талант прославляет Ваше Отечество»[136]. О мировом признании Айвазовского, его уникального дара, свидетельствовало получение золотой медали Парижской академии художеств, а также принятие в члены европейских академий Рима, Флоренции, Амстердама, Штутгарта, множество заказов, в том числе от самых титулованных особ. Объехав едва ли не всю Европу, он провёл множество выставок и, вновь прибыв в Венецию после столь насыщенного событиями путешествия, в письме В. И. Григоровичу делится своими впечатлениями:

«...Я уже два месяца как в Венеции. После четырёх месяцев вояжа отдыхаю в этом тихом городе. Я много рисовал здесь и писал этюды, а теперь, так как погода портится немного, начинаю писать картины и довольно многосложные. Уже у меня есть конченые. По приезде сюда меня просил Тревизо[137], у которого галерея довольно знатная, и я ему написал две картины и ещё другому. Всё, что я теперь напишу, хочется выставить в Париже и потом послать в Петербург, если на то будет согласие. Я очень доволен, что сделал этот вояж. Я теперь лучше могу видеть свои недостатки и прочее.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Анатолий Зверев в воспоминаниях современников
Анатолий Зверев в воспоминаниях современников

Каким он был — знаменитый сейчас и непризнанный, гонимый при жизни художник Анатолий Зверев, который сумел соединить русский авангард с современным искусством и которого Пабло Пикассо назвал лучшим русским рисовальщиком? Как он жил и творил в масштабах космоса мирового искусства вневременного значения? Как этот необыкновенный человек умел создавать шедевры на простой бумаге, дешевыми акварельными красками, используя в качестве кисти и веник, и свеклу, и окурки, и зубную щетку? Обо всем этом расскажут на страницах книги современники художника — коллекционер Г. Костаки, композитор и дирижер И. Маркевич, искусствовед З. Попова-Плевако и др.Книга иллюстрирована уникальными работами художника и редкими фотографиями.

авторов Коллектив , Анатолий Тимофеевич Зверев , Коллектив авторов -- Биографии и мемуары

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Прочее / Документальное
Ф. В. Каржавин и его альбом «Виды старого Парижа»
Ф. В. Каржавин и его альбом «Виды старого Парижа»

«Русский парижанин» Федор Васильевич Каржавин (1745–1812), нелегально вывезенный 7-летним ребенком во Францию, и знаменитый зодчий Василий Иванович Баженов (1737/8–1799) познакомились в Париже, куда осенью 1760 года талантливый пенсионер петербургской Академии художеств прибыл для совершенствования своего мастерства. Возникшую между ними дружбу скрепило совместное плавание летом 1765 года на корабле из Гавра в Санкт-Петербург. С 1769 по 1773 год Каржавин служил в должности архитекторского помощника под началом Баженова, возглавлявшего реконструкцию древнего Московского кремля. «Должность ево и знание не в чертежах и не в рисунке, — представлял Баженов своего парижского приятеля в Экспедиции Кремлевского строения, — но, именно, в разсуждениях о математических тягостях, в физике, в переводе с латинского, с французского и еллино-греческого языка авторских сочинений о величавых пропорциях Архитектуры». В этих знаниях крайне нуждалась архитекторская школа, созданная при Модельном доме в Кремле.Альбом «Виды старого Парижа», задуманный Каржавиным как пособие «для изъяснения, откуда произошла красивая Архитектура», много позже стал чем-то вроде дневника наблюдений за событиями в революционном Париже. В книге Галины Космолинской его первую полную публикацию предваряет исследование, в котором автор знакомит читателя с парижской биографией Каржавина, историей создания альбома и анализирует его содержание.Галина Космолинская — историк, старший научный сотрудник ИВИ РАН.

Галина Александровна Космолинская , Галина Космолинская

Искусство и Дизайн / Проза / Современная проза