Айвенго

– Я не понимаю, что здесь происходит… – словно в исступлении зашептал храмовник. – Это ристалище, этот костер, эти вязанки дров и черные призраки палачей… Я знаю, для чего они тут, но это кажется мне чудовищным сном…

– В отличие от тебя, – не удержалась от презрительной усмешки девушка, – я воспринимаю все происходящее как самую настоящую явь.

– Послушай, Ребекка, – пробормотал Буагильбер, – у тебя еще есть возможность спасти свою жизнь. Садись в седло позади меня… мой конь быстр, как ни у кого, и через час никакая погоня нам не будет страшна… Пусть я буду проклят, пусть имя Бриана де Буагильбера будет навечно покрыто позором и предано забвению, но ты мне дороже всего! Для нас откроется целый мир…

– Уходи, – с мукой проговорила девушка. – Ты мне не нужен. Лучше умереть, чем стать твоей. Я ненавижу тебя, рыцарь…

Ребекка умолкла и отвернулась, потому что к ним приближался настоятель, встревоженный продолжительным отсутствием Буагильбера.

– Ну что, может, ведьма хотя бы тебе призналась в своих преступлениях? – с усмешкой спросил Альберт Мальвуазен.

– Упряма, как тысяча бесов, – с раздражением ответил храмовник.

– В таком случае, благородный брат, ты должен вернуться на свое место и терпеливо ждать окончания срока. Тень уже начала удлиняться… Идем, храбрый Буагильбер, украшение нашего святого ордена! – С этими словами прецептор протянул руку, чтобы взять под уздцы коня рыцаря.

– Лицемер! Не трогай мои поводья! – с гневом вскричал Бриан де Буагильбер, отталкивая руку Мальвуазена, и бешеным галопом помчался на противоположный конец ристалища…

Два следующих часа прошли в напрасном ожидании рыцаря-защитника. Толпа приуныла, некоторые зрители, утомившись бездельем, начали расходиться.

– Причина налицо, – заметил монах в толпе, обращаясь к менестрелю. – Хоть она и редкостная красавица, однако чужих кровей. Эх, если бы не мой сан… Клянусь, этот посох изрядно бы поплясал на спинах надутых храмовников. А теперь, похоже, уже никто не вступится за девушку…

Среди членов ордена тоже все чаще звучали предположения, что колдунью сожгут еще до темноты. Приближалась пора объявить залог Ребекки недействительным. Наконец магистр дал знак герольду приблизиться, но в ту же минуту в распахнутых воротах ристалища показался всадник.

Сотни голосов в толпе взревели: «Защитник! Защитник!», однако по мере приближения рыцаря к центру арены восторг сменился возгласами разочарования. Лошадь рыцаря, видимо, промчалась десятки миль без остановки, едва передвигала ноги и мелко дрожала от усталости, а сам всадник, покрытый с головы до ног пылью и дорожной грязью, с трудом держался в седле.

Однако на требование герольда объявить свое имя и цель своего появления здесь вновь прибывший твердо и с достоинством ответил:

– Я, честный рыцарь дворянского рода, явился сюда, чтобы копьем и мечом оправдать девицу Ребекку, дочь Исаака из Йорка, ради торжества закона и справедливости и отмены вынесенного девице смертного приговора как лишенного оснований и ложного. А также для поединка с сэром Брианом де Буагильбером, которого я объявляю предателем, убийцей и презренным лжецом. Со мною Господь Бог, Пресвятая Дева и мой покровитель святой Георгий.

– Незнакомец, – надменно произнес прецептор Мальвуазен, – ты обязан привести доказательства, что являешься настоящим рыцарем благородного происхождения. Орден Храма не дозволяет своим братьям сражаться против тех, кто прячет лицо…

– Мое имя, – произнес рыцарь, открывая забрало, – много древнее и известнее твоего, Альберт Мальвуазен. Я – Уилфред Айвенго!

Слова Уилфреда перебил внезапно охрипший голос де Буагильбера:

– Я не стану с тобой сражаться. Сперва залечи свои раны, добудь лучшего коня вместо этой дохлой клячи, и тогда, быть может, я и смогу без унижения для себя вышибить из тебя дух.

– А! Высокомерный рыцарь Храма! – воскликнул Айвенго. – Ты, должно быть, забыл, что дважды побывал на земле, пораженный моим копьем! Вспомни-ка ристалище в Акре и турнир в Ашби. Неужто забыл, как ты на каждом шагу похвалялся, что одолеешь рыцаря Айвенго и восстановишь свою честь? И если ты немедленно не вступишь бой, при всех дворах Европы и в каждой прецептории твоего ордена тебя станут звать не иначе, как трусом!

Храмовник бросил взгляд на Ребекку и, заметив, что девушка не сводит горящих глаз с Уилфреда, в бешенстве взревел:

– Саксонская дворняга! Держи крепче свое копье и готовься к смерти!..

– Разрешает ли мне Великий магистр вступить в единоборство? – спокойно осведомился Айвенго, оборачиваясь к Бомануару.

– Не имею права отказывать тебе в этом. Однако необходимо, чтобы обвиняемая подтвердила твое право выступить ее защитником… Хотя, если по справедливости, ты, рыцарь, проделал долгий путь и еще не готов к битве. Я бы хотел, чтобы условия для участников поединка были равными.

– Пусть будет как будет. Здесь не турнирная забава, а Божий суд… Ребекка! – Айвенго приблизился к месту казни. – Признаешь ли ты меня своим защитником?

– Да! Признаю! – воскликнула девушка в величайшем волнении. – О нет! Ты не должен. Эти раны… Ты погибнешь из-за меня…