Айвенго

– Любезный Седрик, – вздохнув, произнес Ательстан и сделал знак слуге наполнить кубок, – будь же и ты, наконец, благоразумен. Для леди Ровены даже мизинец на перчатке моего родственника Уилфреда Айвенго дороже, чем я сам и все мои богатства в придачу… Взгляни, как блестят ее глаза и горят щеки, когда она обращается к Уилфреду, и ты поймешь, кого она любит и почитает на самом деле…

Как раз в это время к ним приблизилась леди Ровена и с учтивым поклоном присела рядом со своим опекуном. На ее лице играла улыбка, которую она не могла спрятать, сколько ни пыталась.

– Не надо мной ли вы смеетесь, леди? – поинтересовался Ательстан, сам едва удерживаясь от смеха. – Право, мое изможденное лицо и могильный саван не заслуживают столь жестокой насмешки. Лучше дайте мне вашу руку… Вот так! – Внезапно лицо молодого сакса стало серьезным. – Объявляю вам, леди Ровена, и вам, сэр Уилфред Айвенго, что я отказываюсь от своих прежних намерений и признаю нашу помолвку недействительной. Все ли меня слышат?.. Эй, а куда же подевался Уилфред? Я только что собственными глазами видел его за пиршественным столом! Или это у меня от слабости рябит в глазах?..

Бросились искать Айвенго, однако рыцаря нигде не было. Наконец кто-то из слуг сообщил, что Уилфреда вызвали во двор замка, где свидания с ним нижайше просил некий Исаак из Йорка. Разговор с этим по-восточному одетым стариком был коротким, после чего рыцарь кликнул Гурта, потребовал подать доспехи и оружие и спешно покинул Конингсбург.

В ту же минуту леди Ровена поднялась из-за стола и выскользнула из пиршественного зала, должно быть решив, что ее положение слишком затруднительно и двусмысленно.

– Ну вот, – огорченно проговорил Ательстан, – теперь я доподлинно знаю, что из всех живущих на земле меньше всего можно полагаться на священника и женщину. Я ждал от кузины благодарности и даже братского поцелуя, а в результате остался ни с чем. Видать, проклятый могильный саван так и будет теперь тащиться за мной всю жизнь, как шлейф придворной щеголихи. Все меня покинули… – Он поискал глазами Черного Рыцаря. – Зато королю Ричарду я могу без опаски сказать пару слов!

В следующее мгновение глаза уже слегка захмелевшего Ательстана едва не вылезли из орбит. На этот раз исчез и сам король!

Лишь спустя несколько минут в ответ на его настойчивые расспросы ключник и конюший доложили, что рыцарь в черных доспехах, так же как и Уилфред, беседовал с явившимся в замок стариком, а затем велел, чтобы ему без промедления подали коня. После этого он прыгнул в седло, усадил Исаака на лучшего мула, какой нашелся в замке, и оба умчались вдогонку за Айвенго.

– Боже мой! – воскликнул Ательстан, услышав такие новости. – Неужто за время моего отсутствия злые духи овладели этим домом! Сначала я оказываюсь в гробу, затем воскресаю и брожу по замку, словно призрак одного из собственных предков, среди всей этой толпы, которая ест и пьет за мой счет и вдобавок собирается меня похоронить… И с кем бы я ни заговорил – все исчезают без следа…

Молодой сакс вздохнул, лицо его на миг омрачилось, но потом он усмехнулся и, бесшабашно взмахнув рукой, заявил:

– Довольно на сегодня о печальном! Жизнь продолжается! Будем пировать и веселиться, сэр Седрик, как и положено на поминках саксонского дворянина королевской крови! И нужно поторопиться, иначе, кто знает, а вдруг дьявол унесет с наших глаз и этот восхитительный ужин?

Глава 40

А в это время у стен обители Темплстоу, так же как и в Конингсбурге, собралась многолюдная толпа. Незадолго до того часа, когда должен был решиться вопрос о жизни и смерти Ребекки, из всех близлежащих селений сюда сошлись толпы местных жителей. Но если в Конингсбурге шумно веселились, словно на сельской ярмарке или приходском празднике, здесь царили уныние и страх.

Взгляды множества простолюдинов были прикованы к воротам прецептории, но еще больше народу окружало ристалище, принадлежавшее рыцарям-храмовникам.

Это была просторная и хорошо утоптанная поляна, прилегавшая к стенам обители. В обычное время ристалище предназначалось для военных и рыцарских упражнений членов ордена. Оно находилось на плоской вершине живописной возвышенности и было обнесено прочной оградой. Храмовники часто приглашали в прецепторию знатных ценителей суровых рыцарских забав, поэтому вокруг арены были устроены галереи и скамьи для зрителей.

На восточной стороне арены находилось место, предназначенное для магистра ордена Храма Луки Бомануара – тяжелое резное кресло, похожее на трон, окруженное скамьями для влиятельных членов ордена. Здесь же развевалось на флагштоке священное белое знамя с красным крестом, а на спинке кресла магистра был начертан по-латыни девиз ордена: «Господи, не нам, но имени Твоему ниспошли славу!»