Айзек и яйцо

Эгг начинает паниковать. За неимением других вариантов он прибегает к последнему средству – к своему волшебному прикосновению. Едва оказавшись на верхней ступеньке, Айзек чувствует, как она уходит у него из-под ног. Он снова погружается в мысли Эгга. Или это Эгг ныряет в мысли Айзека? Так или иначе, перед ним распахивается знакомая черная бездна. Одной рукой Айзек все еще впивается в плечо Эгга, а другой держится за дверь, в которую упирается лестница, но его желудок стремительно возносится в верхние слои атмосферы – и вот он уже не в своем доме и даже не на своей планете. Он дрейфует в пустоте, дрожа и пытаясь отдышаться. Он в ярости, но ему не на чем выместить свою злость. Он пробует сосредоточиться. Пробует выровнять дыхание. Пробует хоть что-нибудь разглядеть. Поначалу он не видит ничего, кроме обступившей его темноты. Потом вдалеке снова появляется мерцающая точка, которая постепенно растет, будто подплывающая все ближе звезда. Айзек ожидает увидеть ту же спасательную капсулу. Но его ожидания не оправдываются: к нему летит какой-то мяч. Нет, не мяч – сверток. Туго перемотанный тканью сверток в форме яйца. Его-то Айзек и видел в прошлый раз внутри капсулы. Он предполагает, что это Эгг. Но, когда сверток подлетает ближе, он понимает, что ошибается. В отличие от спасательной капсулы и огромного корабля, этот комок не выглядит странной штуковиной, призванной бороздить бесконечный космос. Это что-то, завернутое в одеяло, оплетенное парой человеческих рук, прикрепленных к человеческому телу с человеческой головой, человеческим лицом и человеческой улыбкой. Неизвестный улыбается свертку, потом поднимает глаза – и улыбается Айзеку. Айзек с ужасом узнает в нем себя.

Он начинает задыхаться и выпускает руку Эгга. Эгг пулей вылетает в открытую дверь и сбегает вниз по лестнице, а Айзеку все никак не удается глотнуть хотя бы немного воздуха. Едва осознавая, что пустота выплюнула его обратно на Землю, он распластывается по ковру, устилающему пол комнаты на верхнем этаже дома. Его тошнит. Он хрипит, катается по полу, вдавливая ладони в собственную грудь. Потом он хватается за живот, потом за голову, потом зарывается в руки лицом. Голова идет кругом, разум в одно мгновение наводняет все то, о чем он пытался забыть. Кокон изо лжи, который он старательно вил вокруг себя все это время, рушится, будто не прошедший крещение градом картонный шалаш. Айзек встает на корточки на полу детской, стараясь не смотреть на недорисованную фреску и на собранную лично им кроватку. Восприятие всех недавних событий меняется, будто изображение на стереограмме[62]. Он будто наяву видит ужасающую громоздкую металлическую конструкцию метров пятнадцать в высоту – ту, из бездны. Никакой это не космический корабль. Это больница. Видит одинокую прозрачную коробку, путеводным маяком мигающую посреди пустоты. И это вовсе не спасательная капсула. Это крошечная кроватка под стеклянным куполом. А еще он видит в своих руках сверток из одеял, видит, как он исчезает, чтобы возникнуть за стенками все той же прозрачной тюремной камеры. Это не Эгг. И не какое-то другое яйцо.

Это его сын.

Девять

Может быть, Айзек Эдди – призрак? Вот уже несколько месяцев он все больше растворяется в канве бытия, он ходит по земле, но живет в совершенно иных измерениях. Он вскидывает правую руку – вверх, выше, еще выше – и удивляется, что сквозь ладонь не просвечивает небо. Он фокусирует взгляд на своих пальцах. Фокусирует его на небе. Оно не настоящее – он сам нарисовал его на стене все еще пустующей детской. Наконец он решается посмотреть на кроватку, в которой так ни разу никто и не спал. Айзек сторонился этой комнаты. Но кто может его винить? Все эти месяцы он бродил по собственному дому неприкаянным призраком и не мог найти в себе сил лицом к лицу встретиться с тем, что скрывалось за запертой дверью. Он боялся. И все еще боится. Он вообще не помнит, каково это – жить без страха.