Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

С ранних лет у будущего скульптора проявились художественные наклонности и способности: он разрисовывал углем стены избы, лепил фигурки людей и животных из речного ила, позже начал самостоятельно заниматься живописью, используя краски и кисти собственного приготовления. Односельчане не понимали и не одобряли его странного «баловства»; поддержку он находил только у своего отца – единственного человека в селе, владевшего основами грамоты. Ежегодно с весны до поздней осени Дмитрий Нефедов бурлачил на Волге, бывал в крупных центрах Поволжья и, как вспоминал Эрзья, рассказывал ему «о Царицыне и других городах на Волге, где он видел людей из чугуна и камня <…>, он видел царя Петра 1-го на лошади и нарядную царицу Екатерину, и голых играющих детей из белого камня. Домой принес <в> своей сумке кусок белого камня. Я много рисовал и лепил из черного ила, отцу очень нравилось…»¹.

Именно отец, который «читал псалтырь»², научил Степана читать и решил отдать учиться в церковно-приходскую школу, недавно (в 1886 г.) открытую в соседнем селе Алтышеве. Степан стал первым жителем Баевских Выселок и Баева, учившимся в школе. Ради этого ему пришлось покинуть родное село и три года жить в Алтышеве у родственников матери. Учитель школы – священник Алексей Иванович Михайловский – обратил внимание на незаурядные художественные задатки ученика и по мере возможности стимулировал их развитие.

После окончания школы Степан некоторое время зарабатывал тем, что лепил из глины и продавал копии деревянной статуи Николая Чудотворца из часовни, расположенной на «Белой горе» – месте паломничества верующих (неподалеку от села Промзино, в сорока километрах от Баева), затем перебрался в близлежащий уездный город Алатырь, в котором приблизительно с 1887 г. жил со своей семьей его старший брат Иван. В 1889 г. Степан учится столярному делу (столяром был Иван). Позже сам скульптор рассказывал в краткой автобиографии, «<в> 1890 г. к нам попал шатающий<ся> афонский монах, с братом подружили<сь> и стали вместе работать. Он нас с братом Иваном научил мозаике. 1891–1892 гг. были трудныя время, голод. Мы с братом ездили по селам и деревням, <в>ставляли и чинили разбитыя окна»³.

Вскоре Степан начинает обучение в иконописных мастерских Алатыря – поначалу оно ограничивается мытьем кистей, растиранием красок, подготовкой досок, и лишь у последнего из своих алатырских учителей – А.П. Колонина, «умного и талантливого художника, но запойного пьяницы»⁴ – Степан мог работать самостоятельно. «С особой жадностью впитывал юноша различные советы в моменты просветления Колонина. И он же привил мысль о необходимости серьезно учиться»⁵. (Ил. 1)

Ил. 1. Степан Нефедов с отцом на пашне. 1900.

Весной 1893 г. (как только через Алатырь была проложена железнодорожная линия, ведущая из Москвы в Казань) Степан Нефедов отправляется в столицу Поволжья, где поступает учеником в иконописную мастерскую И.А. Ковалинского, вскоре получает здесь место художника-иконописца и становится ведущим мастером. Молодой богомаз пишет иконы, расписывает церкви Казани, приволжских сел и небольших городов. Осенью 1895 г. в Казани открывается художественная школа, и он начинает посещать ее воскресные классы.

В 1896 г. вместе с Ковалинским и его артелью Степан Нефедов посещает Всероссийскую художественно-промышленную выставку в Нижнем Новгороде, где знакомится с произведениями М.А. Врубеля и других новаторов отечественной живописи. Встреча с настоящим, большим искусством стала поворотным пунктом в его биографии: вполне овладевший ремеслом иконописец принимает решение стать профессиональным светским художником. Несмотря на прекрасные отношения с Ковалинским, в 1897 (или в 1898) г. он покидает иконописную мастерскую и возвращается на родину: живет в Алатыре и Баевских Выселках. «В Алатыре Степан отдал себя „настоящему⁴⁴ искусству, – пишет исследователь алатырского периода биографии Эрьзи Н.Н. Головненко. – Много работал на натуре, делал пейзажные зарисовки, портреты <…>, фиксировал деревенские бытовые сценки. Но он чувствовал, что не хватает опыта и профессиональных знаний. Работы были похожи на иконы. <…> Приходилось искать заработки. Он <…> давал уроки рисования, помогал родителям по хозяйству, столярничал. Часто бродил по окрестным селам и деревням в поисках работы»⁶. Вместе с алатырскими иконописцами Степан расписывал приходские церкви в городе и селах уезда⁷.

Летом 1899 г., когда Россия широко отмечала 100-летие со дня рождения А.С. Пушкина, Степану Нефедову поручили исполнить декорации для любительского благотворительного спектакля, посвященного празднованию знаменательной даты, который состоялся в Алатырском коммерческом клубе. Декорации «У мельницы» (к сценам из «Русалки») и «У фонтана» (к сценам из «Бориса Годунова») были восторженно приняты публикой. «Это был первый крупный успех Эрьзи, после которого он, как художник, приобрел в Алатыре громкую известность», – подчеркивает друг и первый биограф скульптора доктор Григорий Осипович Сутеев⁸.