Ахматова, то есть Россия

Поселившись вместе с Пуниными в доме на Фонтанке, Ахматова заняла кабинет, а Анна Аренс вместе с дочкой Ириной – комнату с салоном. Внучка Анна Аренс, тоже Анна Каминская вспоминает, что ее бабушка чувствовала себя такой несчастной после того, как Ахматова поселилась у них, что специально брала дополнительную работу в больнице, чтобы только не ночевать дома. А Пунин так прокомментировал поведение Ахматовой: «Она поразительно и торжественно вежлива».

Большая кухня была общей, а в соседней комнате жила хозяйка квартиры Татьяна Смирнова с мужем и двумя маленькими сыновьями, которых Ахматова полюбила, хотя и подозревала, что Татьяна доносит чекистам обо всем, что делается в доме на Фонтанке. Однако с обоими мальчиками, к которым мать относилась не слишком хорошо, Ахматова охотно занималась. Младший Валя («Шакалик») имел право постоянного входа к ней, ему достаточно было постучать кулачком в двери. Поэтесса играла с ним и учила читать. После эвакуации из блокадного Ленинграда, уже в Ташкенте, она получила известие о смерти Вали от ранения осколком бомбы (позднее выяснилось, что на самом деле умер не он, а старший из сыновей, от голода). Она написала тогда трогательное стихотворение, которое, как вспоминает Юзеф Чапский в книге «На земле бесчеловечной», поэтесса прочла ему в Ташкенте в 1942 году.

Постучи кулачком – я открою.
Я тебе открывала всегда.
Я теперь за высокой горою,
За пустыней, за ветром и зноем,
Но тебя не предам никогда…

Твоего я не слышала стона.

Хлеба ты у меня не просил.
Принеси же мне веточку клена
Или просто травинок зеленых,
Как ты прошлой весной приносил…

23 апреля 1942, Ташкент

Поэт и царь

Мы живем, под собою не чуя страны,

Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлёвского горца.

Осип Мандельштам

Несколько лет назад в Фонтанном доме отмечалось 125 –летие Анны Ахматовой и 25 –летие создании Музея ее имени. По этому случаю была открыта вся квартира в южном флигеле дворца, где жила Ахматова. На самом деле она никогда не принадлежала Ахматовой, только Пунину и его семье, о чем свидетельствует уже бронзовая табличка с его именем при входе. Чтобы пройти в комнату Ахматовой – меньшую или бóльшую – в зависимости от того, на каком именно этапе и в какой эмоциональной стадии был ее союз с Пуниным – нужно преодолеть кухню и коридор. Лидия Чуковская вспоминает, как она впервые пришла с визитом в Фонтанный дом и продиралась тогда на кухне через свисающее с веревок стираное белье, вдыхая запахи мыла и варящейся капусты. В конце коридора музей сохранил также знаменитый не отапливаемый уголок, в котором стояла закрытая занавеской кровать Льва Гумилева. В уголке стоит сундучок, за которым будущий профессор истории, автор знаменитого труда «По следам цивилизации степи» учился и работал. Ширина уголка примерно соответствует росту взрослого мужчины. В нем можно было поставить кровать и еще примостить сундучок. Коридор был холодным, печи стояли только в комнатах. В одной из них имелся камин. В него Ахматова высыпáла пепел от страниц «Реквиема», читаемых ею вслух и тут же сжигаемых.

Несмотря на все тяготы совместного проживания, квартира Пуниных в Фонтанном доме в послереволюционной России производила впечатление чего – то особенного, населенного исключительными людьми. Несколько образцов красивой мебели, много безделушек – особенно привлекали внимание те, которые Ахматовой оставила Ольга Глебова – Судейкина: куклы, несколько фарфоровых статуэток, расписанные вручную чашки и блюдца. На все бросал свет темно – розовый абажур лампы, висящей над столом в салоне. За окном – дворцовый сад Фонтанного дома, полный красивых старых деревьев. Новогоднюю елку ставили в меньшей комнате, чтобы сидящий в саду шпик не мог заметить горящих на ней лампочек. Бедняга мерз под одним из вековых деревьев в саду и не смел даже мысленно согреться видом пылающих электрических свечей. Что ни говори, страшное это занятие! Морозная январская ночь не приносила секретному сотруднику той радости, которую в полной мере могла испытывать несчастная андерсеновская девушка со спичками. От шпиков прятались даже новогодние елки!