Ахматова, то есть Россия

Она обладала даром, по его словам, превращать людей, которые с ней общались, в homo sapiens. Делала она это с помощью жеста, тона голоса, движения головы. Охотно читала свои стихи молодым поэтам и выслушивала их мнения. Особенно критические. Бродский открывает также другой важный аспект товарищеской жизни в домике Ахматовой. «Она ужасно много пила. Из тех, кого я знал, так умели пить только Ахматова и Оден. Помню одну зиму, проведенную в Комарове. Каждый вечер меня или еще кого – нибудь посылала за водкой. Конечно, там бывали люди, которые этого не выносили. Например. Лидия Чуковская. Как только она появлялась, водку немедленно прятали (…). После ухода непьющего гостя снова вытаскивали ее из – под стола». В ту осень и зиму в Комарове, с шестьдесят второго на шестьдесят третий год, он виделся с Ахматовой почти ежедневно. Его воспоминания о «комаровском периоде» создают необычный портрет поздней Ахматовой. Она говорила, что благодаря молодым одаренным поэтам произойдет возрождение русской поэзии и наступит новый Серебряный век. Ахматова, однако, не ограничивалась четырьмя избранниками из «волшебного хора». Молодежь читала ей стихи не только на даче в Комарово, но и в Ленинграде, а также в Москве. В Москве эти встречи, на которые приходило множество людей, называли попросту «ахматами». Ахматы проходили обычно на Ордынке у Ардовых. Вся семья Ардовых была чрезвычайно остроумной, Ахматову там просто обожали. Поэтому она знала, что «пищит в поэтической траве». Бродский утверждает, что ее диагнозы были точными и проницательными, и что «волшебный хор» мог бы действительно дать импульс современной русской поэзии. К сожалению. Бродский оказался изгнанным из России, а остальные эмигрировали. Во времена Ахматовой их объединяла дружба, а вот эмигрантская солидарность не выдержала испытания временем. Подобно тому, как Мицкевич оказался гением и возвысился над своими виленскими друзьями, так и Бродский оказался наиболее выдающимся из всей четверки. Однако дружба бывших филоматов с Мицкевичем продолжилась, а «волшебный хор» распался…

Вернемся к очень важному, также и для литературы, XXII Съезду КПСС в октябре 1961 года. На этом съезде Хрущев осудил Сталина и осудил его преступления не только перед избранной аудиторией, как в 1956 году, но и перед всем обществом. Летом 1962 года Ахматова встретилась на даче у своих друзей Копелевых с Солженицыным. Она уже не боялась читать «Реквием» в присутствии большого числа людей, а журнал «Новый мир» под редакцией Александра Твардовского думал о публикации фрагментов «Поэмы без героя». Именно на страницах этого журнала был напечатан «Один день Ивана Денисовича». Солженицын переписал у Копелевых рукопись «Поэмы без героя» и долго разговаривал с Ахматовой. Лидия Чуковская в своих «Воспоминаниях» приводит фрагмент этого разговора:

– Знаешь ли ты, что через месяц будешь самым известным человеком на свете?

– Знаю. Но это долго не продлится.

– Ты сможешь выдержать славу?

– У меня очень крепкие нервы. Я выдержал сталинские лагеря.

В сентябре 1963 года Ахматова встретилась с поэтом Робертом Фростом. Поэтессу отвезли из ее чересчур скромной «будки» на представительную дачу Михаила Алексеева, писателя, по романам которого даже снимались кинофильмы. На его даче стол, накрытый белой скатертью, украшали серебро и хрусталь. Ахматова после встречи с Фростом записала: «Нас всех ждет один конец. И наверняка подлинная разница между нами в действительности не так уж велика».

Ахматова живо всем интересовалась и радовалась своей заграничной славе. Одн из итальянских газет восхваляла ее как образец достоинств советской женщины. «Где ты теперь, товарищ Жданов?» пробормотала из – за газеты как всегда ироничная Ахматова. Среди многих поэтов и поэтесс Ахматова часто принимала у себя Наталию Горбаневскую, талант которой ее радовал. Не отзывалась слишком одобрительно о Евтушенко и Вознесенском, хотя и следила за их творчеством. Когда дошло до знаменитого процесса Бродского, то Ахматова, Шостакович, Чуковская, Виноградов, Евтушенко и многие другие представители русской интеллигенции протестовали, слали письма и телеграммы. Вопросы прокурора и ответы Бродского кружили по всему Советскому Союзу и способствовали росту популярности поэта. Когда прокурор спросил Бродского, кто признал его поэтом, тот ответил: «Никто… а кто признал меня представителем рода человеческого?». Но было очевидно, что партийный беспредел, приговоривший Бродского к ссылке, а в дальнейшем – к изгнанию из России, имеет мало общего с Большим Террором 1937 года. Ахматова заметила по этому поводу: «прекрасную биографию готовят для нашего рыжего мальчика». А о своей судьбе скажет только: «Меня, как реку, суровая эпоха повернула».